КОСТРОМИЧИ
взгляд через столетие
Леонид Андреевич Колгушкин

Накануне первой мировой

Рядовые 183-го Пултусского пехотного полка. Фото нач. XX в.

Быстро прошла зима 1913/14 года в мужской гимназии, где я учился. Еще в 1910 году многим моим соотечественникам была понятна передислокация польских воинских частей из центра империи: самодержавие не доверяло порабощенному союзнику и боялось измены при начале войны с Германией.

В костромской гимназии появился новый преподаватель военного дела, капитан Пултусского пехотного полка Николай Петрович Репин. Это был типичный царский служака, едва после сорокалетнего возраста получивший в командование роту. Он был среднего роста, худощавый, с ярко-рыжей небольшой квадратной бородой, одет был всегда строго по форме. Говорил тихо и спокойно, но команды подавал отчетливо, громко и точно. На уроки он всегда приводил одного или двух унтер-офицеров, которые демонстрировали упражнения на гимнастических снарядах (параллельных брусьях, коне, кольцах, турнике и буме). Сам капитан показывал упражнения редко. Этому причиной был, вероятно, возраст.

Мы, гимназисты, в основном очень любили военные занятия, в особенности те из нас, которые готовили себя к военной карьере. К этой категории, конечно, принадлежал и я. Мое усердие было отмечено капитаном, и я вначале был назначен командиром отделения, а вскоре и командиром взвода, т. е. своего класса. Весной я успешно перешел в 6-й класс.

В ночь на 1 августа 1914 года по всему городу был расклеен высочайший манифест о начале войны с Германией, вероломно напавшей на наше государство и поработившей славянские народы на Балканах. Народ призывался грудью вставать на защиту Веры, Царя и Отечества и освободить от порабощения братьев-славян.

Одновременно с манифестом были расклеены приказы костромского воинского начальника о призыве по мобилизации на действительную военную службу нескольких возрастов запасных офицеров и военных чиновников, а также объявлялся набор в армию лошадей и транспортных средств.

С раннего утра мобилизационная машина уже заработала на полный ход. Прежде всего в ту же ночь экстренно
были опечатаны все винные склады, казенные винные лавки, пивные и все предприятия, связанные с продажей спиртных напитков. Для некоторых категорий людей это мероприятие оказалось роковым. Так, распалась корпорация зимогоров, которых объединял в один коллектив исключительно алкоголь. В первые же дни сухого закона было отмечено несколько случаев скоропостижных смертей привычных алкоголиков, не имевших возможности поддержать сердце «похмелкой». Было много случаев отравления спиртовыми лаками, политурами,одеколонами и прочими суррогатами спиртных напитков.

Только самая верхушка костромского общества имела какой-то доступ к запретному, и, кажется, без всякого ограничения. Мне помнится, капитан Даманский, зная о нашем знакомстве с заведующим казенной винной лавкой Ладе, обратился к маме с просьбой достать хотя бы немного водки, которую он любил выпивать перед обедом по 1-й рюмке. Но мама не смогла этого сделать, так как и сам хозяин не успел ничего себе взять - так быстро и под строжайшим контролем все было опечатано.

Неузнаваемо изменился облик города всего за один день. У всех появились какая-то озабоченность, суетливость, беготня, неудержимое любопытство побольше всего узнать. По городу открылись призывные пункты, куда со всех концов уезда потянулись призывники-лапотники, для этого случая особенно бедно одетые, зная, что собственная одежда будет заменена на военную шинель. За спинами призывников висели заплечные мешки «сидоры» с сухарями и немудреным солдатским скарбом. Призывников сопровождали родители, жены и даже дети. Из особого уважения к призывникам мешки несли родители или жены.

Монархические организации и правые партии в первый же день начали организовывать патриотические манифестации - с иконами, царскими портретами, с флагами и патриотическими лозунгами маршировали они по улицам города с пением гимна «Боже! Царя храни!» и прочими патриотическими песнями. На площади, у здания городской управы и около памятника Ивану Сусанину, стихийно возникали митинги все с теми же призывами, которые были указаны в манифесте. Во всех церквах города служились молебны о даровании победы «христолюбивому русскому воинству».

Туговато приходилось домовладельцам, которые не освобождались от постоя мобилизованных, так как они обязывались обеспечить на некоторое время помещением и обслуживанием какую-то партию призывников. Мы от этого постоя освобождались, так как в нашем домовладении проживал офицер.

Бойко торговали трактиры, чайные и заезжие дворы, где проводили последние часы призывники со своими родными. Владельцы, пользуясь случаем, посбывали много залежалых селедок, колбасы и сыру, баранок, которые не всегда были свежими, но пользовались большим спросом. Пьяных почти не было, но женских слез и истерических криков было в изобилии.

В первые дни войны мы еще не учились, а потому имели очень много свободного времени, чтобы везде побы-
вать и все видать. Меня особенно тянуло на Сенную площадь, где военные комиссии проводили мобилизацию конного состава. В те времена было из чего выбирать. Выводились из барских помещичьих усадеб и частных конных заводов породистые лошади, коней неплохого качества сдавали зажиточные крестьяне.

Армии требовалось очень большое количество лошадей, так как никакой автотяги в те времена не было даже в артиллерии. С первых же дней войны стали печататься официальные бюллетени и телеграммы о ходе военных действий на фронтах. В них больше указывалось о наших победах, о поражении и отступлении вражеских войск с большими потерями в людской силе и технике. В то же время в городе срочно очищались и переоборудовались помещения больниц, некоторых школ и прочих зданий под военные лазареты, как в то время называли госпиталя. Новая больница «Красный Крест», частная водолечебница, духовное училище на Козьмодемьянской улице, училище слепых и некоторые другие крупные здания переоборудовались под лазареты в первую очередь.

Пултусский полк, в течение двух суток пополнившись запасами, развернувшись по штату военного времени, выбыл на фронт, оставив для формирования маршевых рот штаб будущего 88-го пехотного запасного полка.

К нам в гимназию вместо ушедшего на фронт Репина, получавшего чин подполковника, для преподавания военного дела был назначен подполковник Слободов, оставшийся в штабе запасного полка.

Общество Красного Креста организовало краткосрочные курсы сестер милосердия. Благодаря патриотическому подъему в первое время желающих обучиться на этих курсах было много. Форма сестры милосердия стала скоро очень модной, и ее носили не только при исполнении служебных обязанностей, а и повседневно. Даже ходили в ней в гости и на вечера. Она состояла из светло-серого закрытого платья, белого фартука с красным крестом на груди, белой повязки с крестом на левом рукаве и белой же косынки, кокетливо надеваемой под булавку.

Скоро в местной газете «Поволжский вестник», а также в специальных объявлениях, развешиваемых в городе, стали появляться призывы вступать в действующую армию добровольцами, вольноопределяющимися, а также открылся прием на ускоренный курс в военные училища всех родов войск и вновь открываемые школы прапорщиков. Срок обучения в военных учебных заведениях был установлен 4 и 6 месяцев в зависимости от рода войск. Желающих за столь короткий срок получить офицерское звание в первые два года войны также было много.

В первую же военную осень различные добровольные общества, а также дамы-патронессы, в основном жены и дочери высшего чиновничества, буржуазии, офицерши и даже жены купцов начали сбор средств на подарки воинам, организовывали с этой целью вечера, балы, карнавалы, гулянья и прочее. Некоторые женщины создавали артели по пошиву теплых вещей, вязки носков, перчаток, шарфов и т. п. Был брошен клич к населению о сборе теплых вещей, на что костромичи откликнулись очень охотно и продолжали помогать фронту до последних дней войны. Много поставлялось индивидуальных посылок с подарками и теплыми вещами.

Не прекращая коллекционирование еженедельных книжечек о похождении различных сыщиков, с первых дней войны я аккуратно начал покупать номера еженедельного журнала «Огонек», в котором, помимо весьма наивных рассказов и повестей о героизме наших воинов, было отведено несколько страниц для фотокарточек отличившихся в боях, раненых и убитых офицеров и реже солдат. Для генералов была отведена специальная страница, где в виньетке, составленной из переплетенных вокруг лавровых веток георгиевских лент и украшенной регалиями и государственным гербом, размещались крупные фотографии русских полководцев того времени. Кроме «Огонька», покупал журналы «Родину», «Ниву» и «Пробуждение». Они также были иллюстрированы.
В один из первых дней войны был призван на действительную военную службу Виктор Васильевич Лбов-ский. По просьбе родных его отпустили на сутки домой. Каким-то путем ему удалось достать чего-то спиртного. Изрядно выпив, он, воспылав патриотическим духом, выбежал на улицу и с криком «Бей немецкое отродье!», «Круши фрицев!», употребляя при этом отборную брань, начал бить стекла в квартире Моргенфельда. Потребовалось вмешательство многих соседних мужчин, чтобы связать и успокоить разгулявшегося призывника. В квартире Моргенфельда оказались перебиты стекла во всех окнах. Правда, на другой день они были вставлены за счет Виктора Васильевича, который выразил глубочайшее сожаление по поводу этого прискорбного факта, но эта патриархальная семья оказалась не на шутку перепуганной, а старики - Карл Христианович и Августина Карловна - даже слегли на несколько дней в постель. Инцидент крепко врезался в нашу память, так как до этого времени на нашей тихой Ивановской улице подобных «побоищ» не бывало.

Все костромичи очень охотно готовились к встрече первых санитарных поездов с ранеными воинами. Своевременно были подготовлены лазареты с соответствующим штатом врачей, сестер милосердия, санитаров и прочего обслуживающего персонала. Встречи первых военно-санитарных поездов были организованы весьма торжественно.

Задолго до прихода поезда на вокзале, который в это время был за Волгой, собирались врачи, сестры милосердия, санитары с носилками, подъезжали конные крытые санитарные повозки. Собирались представители городской администрации, дамы-патронессы, учащиеся. Обязательно выходил военный духовой оркестр. Прибывающим раненым тут же дарили гостинцы, цветы и неизменные иконки.

Тяжелобольных на носилках переносили до подвод. «Братья милосердия» несли их до перевозного парохода «Горожанин», заменившего собой допотопного «Бычкова», и далее на городской стороне до лазарета. Некоторые легкораненые, по их просьбе, с помощью медицинских работников переходили сами.

Прием раненых в лазаретах также был обставлен с большой пышностью и заботой, но со временем, как
это всегда и бывает, патриотический пыл постепенно стал ослабевать. Большую активность в организации встреч раненых, в устройстве благотворительных вечеров, сборе различных пожертвований проявляли гимназисты, гимназистки, реалисты, семинаристы и техники Чижовского училища.

Телеграммы и бюллетени о ходе военных действий говорили о наших победах, о тысячах плененных немцев и австрийцев, о захвате нашими войсками населенных пунктов, массы пушек, пулеметов, снарядов и военного имущества. В то время в Кострому и прочие тыловые города ехали сотни семей беженцев из Польши и прибалтийского края. За их счет население города стало быстро расти. И вскоре начали ощущаться недостатки жилой площади.

Если до войны коренные костромичи почти все знали друг друга, то уже в первые месяцы войны мы каждый день встречали все новых и новых людей. Чаще слышалась нерусская речь, западный акцент. Мы, учащаяся молодежь, пока беспечно гуляли осенью на бульварах, а с наступлением зимы - на Русиной улице, прохаживаясь взад и вперед от центра до Козьмодемьянской улицы и обратно.

Но вот и для нас наступила пора уступить свое первенство: на Русиной улице появились «блестящие прапорщики» в новенькой походной офицерской форме, сверкающей золотыми погонами. Начищенная новенькая шашка была гордостью каждого юнца, облаченного в офицерскую форму. Некоторые, как пулеметчики и артиллеристы, надевали еще и шпоры. Вот это были действительно солидные соперники учащейся молодежи уже потому, что были будущими героями, защитниками Отечества. И, кроме того, они всегда при деньгах, которыми любили шикнуть, покупая для барышень цветы, мороженое, билеты в кино и на многочисленные благотворительные вечера с танцами и аттракционами. Конечно, не многие учащиеся смогли тягаться с военной молодежью.

За первый год войны много наших знакомых было призвано на военную службу. В Костроме по военному ведомству началось строительство военных бараков на Еленинской улице, недалеко от Мичуринских казарм, и на Мясницкой. В начале 1915 года в Кострому из Риги были эвакуированы металлообрабатывающий завод «Пло», который был обоснован за р. Волгой, около села Селища. Впоследствии он был переименован в завод «Рабочий металлист».

Каблучно-гвоздильный завод «Раабе» разместили в Нерехте. Из Гродно был эвакуирован крупный госпиталь, который обосновался в здании 1-й мужской гимназии. Гимназистов перевели обучаться во вторую смену в здание Григоровской женской гимназии на Пятницкой улице. А вскоре этот госпиталь из-за большого поступления раненых занял и соседнее помещение епархиального женского училища, которому пришлось потесниться в одно крыло здания и в деревянное здание на Ивановской улице.

Недолго гуляли молодые выпускники военных училищ и школ прапорщиков. Не дольше чем через один-два месяца они отправлялись с маршевыми ротами на фронты войны. Она охватила все страны и превратилась в мировую, и при этом и в затяжную войну.

В первые месяцы войны в Костроме, как и в других городах, появились прапорщики, досрочно выпущенные из кадрового состава военных училищ, потом приезжали более солидные прапорщики, нередко с университетскими и институтскими значками, из числа вольноопределяющихся запаса и различных льготников. После них состав выпускников менялся уже в худшую сторону - пошли возрастом моложе, а образованием меньше.

Мне, как и многим учащимся старшего возраста, очень хотелось скорее преобразить себя в облик военного, тем более я знал, что брат Володя кончает гимназию раньше меня, а следовательно, и ранее вступит в армию.

Вскоре были отстроены бараки на Мещанской улице, и туда пришел из города Карачева 202-й пехотный запасной полк, созданный на базе какого-то штрафного батальона сибирских стрелков. Количество военных в Костроме все прибывало и прибывало. А наскоро сформированные маршевые роты все шли и шли в западном направлении в неведомую даль.

Как сейчас помню запасных солдат, одетых в широкие, нескладные военные шинели или со скатками через плечо, с заплечными мешками, полевыми сумками и неизменными походными лопатками, бессрочными медными котелками. Все было выдано будущим фронтовикам, за исключением оружия, которого уже в 1915 году не хватало. Да, видимо, начальство начинало и побаиваться вооружать в тылу такую ораву. Эти мужчины в солдатских шинелях шли под командой безусых мальчишек-прапорщиков, рисовавшихся своим положением перед провожающими девицами.

В промежутке между игрой духового оркестра запасного полка они заставляли пожилых людей, у которых «кошки скребли на сердце», петь нескладные, глупые песни вроде «Соловей, соловей-пташечка-канареечка...» или «Взвейтесь, соколы, орлами»... А запасники не могли ослушаться и пели, а слезы невольно текли по небритым щекам.

С боку строя всегда бежали бедно одетые и обутые в лапти жены, отцы, матери, дети, провожая в неизвестность, в никуда иногда единственного кормильца. Провожающие причитали, плача навзрыд...

Проходя к Молочной горе и повернувшись к розовой часовне, одиноко стоящей в то время как раз напротив Молочной горы у конца военного плаца, все солдаты, как по команде, обнажали свои гладко остриженные головы, истово крестясь. Должно быть, моля Бога о скором возращении к родному очагу, а может быть, желая сохранить в живых детей и родных.

До ледостава маршевые роты грузили на паром и на неизменный перевозной пароход «Горожанин». Отвалив от пристани, всю дорогу оглашал он воздух короткими прерывистыми гудками, а в унисон ему печально играл духовой оркестр. Все это, вместе взятое, еще более натягивало нервы как отъезжающим, так и провожающим...
В эту войну, безусловно, были истинные герои, по-русски сражавшиеся за Родину и не щадившие своей жизни, но чаще всего они оставались в безызвестности, удовлетворяясь солдатскими знаками отличия и главным из них - орденом Святого Георгия Победоносца. Даже неот-личившиеся, но вышедшие невредимыми из этой «мясорубки», должны были считать себя счастливыми.

А сколько инвалидов, вовсе нетрудноспособных или ограниченных в труде дала Первая мировая война. Как бы ни был искалечен человек, но все же он радовался тому, что остался жив. Придя же домой и став иждивенцем, он видел после войны упадок хозяйства и почти разорение. Грошовая пенсия при полной инвалидности не могла быть подмогой в хозяйстве, и он больше и больше чувствовал себя иждивенцем в семье. Это озлобляло его против власти, против всего, что помешало его нормальной жизни. Так трагический финал Первой мировой войны разрушительно повлиял на самые глубинные основы жизни русской глубинки, какой была Костромская губерния. <...>