Дело о собаках
Регулировать «собачий вопрос» в Костроме начали в 70-х годах XIX века. Подвигло к тому новое Городовое положение 1870 года. С этого времени городские самоуправления стали жить согласно статьям этого документа. В нём был и основополагающий раздел «О введении в пользу города сбора с собак». Гласные думы обратились к обсуждению этого вопроса в декабре 1871 года. Им следовало разработать своё постановление, приспособив предложенное к местным условиям. Создали подготовительную комиссию. Она постановление разработала не тщательно, и дело отложилось в рассмотрениях и уточнениях до 1873 года.
Собаковладельцам той поры, казалось, повезло! Принятое постановление гласило: «Находящихся в городе Костроме собак можно на первое время особым сбором и не облагать», а бывших на привязи дворовых собак навсегда изъять «от всякого налога». Обыватель обрадован: в других городах платят, в Костроме – нет! Но дело повернулось к горожанам другой стороной. То же постановление обязывало всех владельцев собак к покупке установленных ошейников и намордников. К ним следовало приобрести номер из городской управы, который заносился в специальную книгу, где напротив каждого ошейника и намордника были прописаны «звание, фамилия, место жительства лица их приобретшего». За неисполнение сего виновные подвергались штрафу в пользу города. И получалось, что в Костроме не платят, а ошейник, намордник, номер – оплати!
Хозяевам предоставлялось право иметь «более роскошный ошейник» или намордник для своих воспитанников, но непременно к ним нужно было прикрепить установленный номер. Без последнего условия собака, даже будучи в ошейнике и наморднике, считалась без таковых и могла быть забранной «особо нанятыми для того людьми». В середине XIX века с появлением в городе собачьего бешенства власти стали нанимать таких людей, приобретали для них сети, и те ловили и истребляли собак до тех пор, пока положение не исправлялось. Затем ловцов рассчитывали до следующей вспышки бешенства.
После принятия постановления городская служба ловцов собак стала постоянной. Ловцы обосновались во дворе пожарного депо. Здесь город выстроил помещение для содержания пойманных собак. В нем зачастую пленились и хозяйские собаки с ошейниками, но без намордников. В этом случае владелец собаки об её поимке уведомлялся повесткой. Если хозяин в течение трёх дней собаку не забирал, то её выставляли на аукцион в пользу города, а если покупщиков на неё не было, собаку убивали. За повестку платили «в пользу рассыльного 10 коп.», а других затрат было: «за содержание собаки (по цене городской управы) 25 коп. в пользу лица, задержавшего собаку, и 75 коп. в пользу городских доходов».
Конечно, с выходом постановления обыватели не бросились покупать ошейники, намордники и выправлять номера в управе. Одни не спешили вводить себя в расход, другие вовсе не собирались выбрасывать деньги зазря. Разумеется, состоятельные и законопослушные владельцы приобрели собачьи аксессуары и не пускали своих питомцев в свободный выгул. Но в основном, по свидетельству современника, «жители города собак своих не держат дома, а пускают бродить по городу не только без намордников, но даже без ошейников».
Кроме собак обывательских, хозяйских, в городе время от времени появлялись бездомные, ничейные собаки-бродяги, заражённые бешенством. Дикие, бешеные существа обитали на окраинах города. Излюбленной местностью их было пространство у городской скотобойни, в конце Марьинской улицы.
В загородных местностях, там, где находились действующие свалки, собаки обживались, стаи росли, разделялись на новые, и те уходили, приискивая себе свободные удобные пристанища. Бешенство в стаях переходило из поколения в поколение. Блуждая в поисках корма, собачья вольница объявлялась в городе, где бесчинствовала, приводя горожан в нервозное состояние и даже панику. Дикие псы бросались на людей, лошадей, домашний скот, но более всего от болезненных укусов доставалось детям.
Беспокойство и неуют от бешеных четвероногих обыватель-костромич испытывал всегда, ни одного года без укушения людей не обходилось. Когда размеры этого бедствия приобретали нетерпимый вид, вопрос о собаках вновь поднимался в городской думе. Защищая обывателя, гласные принимали даже такие безжалостные и жестокие постановления: «пойманные собаки без намордников немедленно будут убиты за городом». Впоследствии постановлению дали более нравственный вид: «пойманных собак без намордников тотчас не убивать, а содержать в течение 3-х дней на дворе главного пожарного депо».
К 1898 году в городе создалось такое положение, что «собачий вопрос» в очередной раз разбирался в думе, и теперь гласные обсуждали введение налога на собак, видя в этом спасительное средство к уменьшению числа «бродячих собак и несчастий с людьми». Сбор с собак ввели с 1 февраля 1899 года. Теперь хозяева должны были уплачивать за каждую собаку по 2 рубля в год. От сборов освобождались дворные-цепные собаки, а равно принадлежащие лицам, временно пребывающим в городе (не более месяца), а также «содержимые для целей охоты и для применения в войсковой службе».
После оплаты вместе с квитанцией в городской управе собаковладельцы получали значок, на котором выбивался номер квитанции. Значок прикреплялся к ошейнику собаки на «видном месте».
С введением сборов улучшилось благосостояние ловцов бродячих собак. Они считали свою службу вредной и опасной при малом девятирублевом жаловании, а посему добирали средства с клиентов, пришедших за четвероногими друзьями на «собачий двор». От сборов отряд бродячих собак с ошейниками в городе значительно пополнился: владельцы не желали платить за значок. Прибавили усердия в деле и ловцы. Один из гласных думы сообщал, «что нанятые лица для ловли собак стараются ловить не бродячих собак, а с ошейниками и значками управы и затем продают их посторонним лицам».
В среде обывательской к собаколовам было отношение весьма отрицательное. Их числили за людей порочных, распущенных, составляющих низ социального положения в обществе. Сами ловцы считали, что им как людям особого рода дозволено всё, поэтому в отношениях с хозяевами собак они подчеркнуто хамили и унижали бранным словом, которым, конечно, владели в совершенстве.
Порой эта взаимная «любовь» от общества горожан выражалась в виде откровенного рукоприкладства к ловцам. Один из гласных думы сообщал: «Ловцы часто встречают со стороны обывателя не только препятствия и угрозы, но даже и побои». В связи с такими обстоятельствами городская дума просила ходатайствовать управу «пред г. губернатором о командировании двух городовых, которые, по одному при каждой фуре, сопровождали бы ловцов для оказания содействия в случае препятствий со стороны обывателей».
Препятствий, вероятно, было довольно, поскольку теперь уже озабоченные собственным положением собаколовы подали заявление в городскую думу «о том, что на днях, при ловле собак, они встретили сопротивление и угрозы толпы человек в пятьдесят».
Отряд ловцов, не получив понимания у властей, сторицей отыгрывался на горожанах во время расцвета эпидемии бешенства. Тогда полномочия ловцов расширялись, время для ловли увеличивалось до 14 часов в сутки против обычного ночного. Дума обращалась с просьбой к домовладельцам «предоставить ловцам право забирать бродячих собак и во дворах, в случае, если собака забежит во двор». Ловцы понимали эту просьбу по-своему, по-хозяйски входя на обывательские дворы.
В начале века «собачьи» постановления видоизменились – пойманные без намордников собаки выдавались владельцам после подачи заявления в городскую управу. Сделано это было в связи с тем, что в городе был введён ветеринарный надзор, и все пойманные собаки подвергались осмотру на предмет выявления бешенства. В этом отношении много потрудились служащие земской лечебницы для животных, что располагалась на Никитской улице.
Во время эпидемии бешенства ловцы трудились с величайшей охотою, потому как материальное положение их значительно улучшалось. Деньги собаколовы делали сами. По свидетельству очевидца, один из способов был такой: «Наши собаколовы, очевидно, задались целью уничтожить всех собак в городе: производится не только ловля бродячих, но вообще всех собак, не исключая и тех, которые в ошейниках, причем последние тотчас срезаются, вероятно, во избежание недоразумений».
Затем по обыкновению бывало так. Хозяин в поисках собаки непременно приходил на «собачий двор». Здесь его ждали. По действующему постановлению владелец забранной собаки должен был подать заявление в городскую управу и ожидать, пока собака пройдёт ветеринарный контроль. После проверки владелец уплачивал за её содержание 20 копеек в сутки и забирал невинную животину домой. В этом случае старания ловцов оставались без оплаты. Горожане старались избегать хождений по казённым учреждениям и предпочитали оплатить вредный труд ловцов из рук в руки. После этого сам хозяин отводил собаку на обследование в лечебницу для животных.
В разные годы число отлавливаемых собак было различным. Для наглядности приведем несколько цифр. В 1899 году поймано и истреблено 207 собак. В 1905 году было поймано 308 собак, из них 299 убито, 9 – возвращено владельцам. В 1910 году поймали 573 собаки, из которых владельцам выдали 166, а 407 уничтожили.
Едва ли не каждогодно «дело о собаках» становилось предметом думских разбирательств, но очистить город от бродячих собак и защитить от бешенства его обывателей так и не удалось. Фургоны ловцов с арканами и сетками наготове, набитые рвущимися на свободу собаками так и раскатывали по городу в поисках очередной жертвы.
Среди обывателей отношение к собакам, своим и случайным, не было одинаково добрым. Время от времени можно было наблюдать избиения животных, их травлю и даже убийства. В 1908 году полицмейстер города вынужден был обратиться к жителям с просьбой: «Ввиду часто повторяющихся случаев избиения животных, оказывать содействие чинам полиции в деле защиты животных от напрасных мучений», а приставам и их помощникам было «предписано в случае заявления со стороны жителей об истязании животных безотлагательно составлять протоколы, постовым-городовым внушено: всех лиц, причиняющих домашним животным напрасные мучения, задерживать и препровождать в полицейские части».
В городе существовало Общество покровительства животным, но, разумеется, члены его не могли уследить за всеми проявлениями людского зла. О всех случаях составления протоколов по случаю истязания животных сообщалось в местных газетах. В 1902 году некто В. Никольский напечатал редкостное скорбное уведомление: «Отравившему мою собаку-сенбернара объявляю, что его зверство достигло цели, мой Нептун после шестидневных мучений, несмотря на принятые меры, издох».
Полное благополучие в беспокойном «собачьем деле» всё же случилось, правда, длилось оно недолго – 19 и 20 мая 1913 года в высокоторжественные дни визита царской семьи по случаю 300-летия царствования Дома Романовых. Два дня обыватели держали своих собак под надёжными запорами, упрятав их от греха подальше в сараи, амбары и бани.
Наказ полицейских был строг! Накануне визита ловцы особо очистили улицы, подобрав всех болтающихся «двор-терьеров». Два дня полиция и дворники беспримерно зорко следили, как бы не занесло на государев путь случайного бездомного пса-сироту. К удовольствию горожан, все обошлось ладно! Государь с семейством отбыл, и вскоре привычное собачье положение восстановилось.