Культурное наследие - взгляд на костромские деревянные храмы. С. Пиляк

1. ИНТЕРПРЕТАЦИЯ НАСЛЕДИЯ

1.1. ОТ ОБЪЕКТА К НАСЛЕДИЮ

Что есть наследие?

Понятие культурного наследия традиционно рассматривается в качестве философской и культурологической категории. В связи с тем, что до сих пор понятие культурного наследия не получило единой трактовки, в рамках исследования предлагается рассмотреть различные взгляды на истолкование этого понятия. Важным этапом в изучении предмета культурного наследия является выделение начал (принципов), которые определяют существо и специфику понятия.

Для музеолога |173] культурное наследие является совокупностью объектов культуры, отражающих этапы развития общества и осознаваемых социумом как ценности, подлежащие сохранению и актуализации, преимущественно в условиях музея. Для культуролога это часть материальной и духовной культуры, созданная прошлыми поколениями, выдержавшая испытание временем и передающаяся новым поколениям как нечто ценное и почитаемое. В итоге, в каждой сфере есть набор собственных авторских определений, приобретающих значение лишь в контексте отдельной отрасли научного знания. Объекты культурного наследия являются символами и свидетельствами минувших эпох. Памятники наследия способны рассказать о цивилизациях и историко-культурных образах прошлого [164, с. 210]. Актуально звучат слова Д.С. Лихачёва о том, что «ощущать себя в истории крайне важно. Этому ощущению помогают памятники культуры и истории» [200, с. 451].

Современные исследователи уделяют пристальное внимание понятию ценности. Говоря о социальном характере ценностей, исследователи отмечают: «Ценности признаются (или отвергаются) обществом и тем самым являют собой общественное явление» [295, с. 135]. Культурная ценность, признанная определенным социумом, является также и инструментом общения данного социума. Именно эта характеристика предопределяет важность популяризации культурного наследия, в том числе наднациональной: чем более значительное количество людей признают ценность того или иного объекта, тем выше вероятность его сохранения для последующих поколений.

Особое значение это понятие имеет в контексте действующего международного и отечественного права. Формирование понятия «культурная ценность» напрямую связано с процессами масштабной утраты культурных ценностей, а именно -с вооруженными конфликтами. После каждой крупной мировой войны обществом и государством в очередной раз осознается необходимость совершенствования законодательства в сфере сохранения культурных ценностей и культурного наследия.

24 апреля 1863 года в Соединенных Штатах Америки был опубликован приказ № 100, более известный как кодекс Либера. Акт впоследствии стал основой для многих международных договоров. В документе были закреплены обязанности противодействующих сторон по защите произведений искусства и необходимость урегулирования вопроса реституции культурных ценностей в случае их перемещения за пределы государств. Позднее, к концу 1880-х годов, в нормативных документах были сформулированы два тезиса в сфере защиты культурных ценностей. Во-первых, защищающаяся сторона должна воздерживаться от использования культурных ценностей в военных целях. Во-вторых, командование при планировании и проведении военных операций должно знать и учитывать места сосредоточения культурных ценностей.

Затем правовые основы защиты культурных ценностей были усовершенствованы в Гаагских конвенциях 1899 и 1907 годов. Сюда были впервые включены положения, касающиеся осознания договаривающимися сторонами запрета на преднамеренный захват, истребление и повреждение культурных объектов, памятников, произведений искусства и науки.

Создание системы мер по защите объектов культурного наследия продолжилось в период между двумя мировыми войнами, когда в 1935 году ряд государств подписали Договор о защите учреждений, служащих целям науки и искусства, а также исторических памятников. Документ стал известен под названием Пакта Рериха. Документ содержит положения, связанные с защитой памятников как в военное, так и в мирное время. Понятие культурного наследия в нем трактуется весьма ограниченно: согласно положениям акта, культурное наследие - это исторические памятники, музеи, научные, художественные, образовательные и культурные учреждения.

В 1945 году в Лондоне был принят Устав Организации Объединенных Наций по вопросам образования, науки и культуры (ЮНЕСКО). Деятельность ЮНЕСКО предполагает осуществление заботы о сохранении и охране мирового наследия человечества. Следующим шагом в создании системы актов по защите культурного наследия стала принятая в 1954 году в Гааге Конвенция ЮНЕСКО о защите культурных ценностей в случае вооруженного конфликта, согласно которой культурными ценностями считаются движимые и недвижимые ценности, которые имеют большое значение для культурного наследия каждого народа, а иод их защитой понимается охрана и уважение к ним.

В дальнейшем развитие системы международного права в сфере культурных ценностей и культурного наследия привело к принятию ЮНЕСКО в 1978 году Рекомендаций об охране движимых культурных ценностей, Конвенции об охране подводного культурного наследия (2001 г.), Конвенции об охране нематериального культурного наследия (2003 г.) и Конвенции об охране и поощрении разнообразия форм культурного самовыражения (2005 г.). Современное законодательство Российской Федерации опирается на определение, содержащееся в Конвенции 1972 года [120], согласно которому понятие «культурное наследие» включает в себя памятники (произведения архитектуры, монументальной скульптуры и живописи, элементы или структуры археологического характера, надписи, пещерные жилища и группы элементов, которые имеют выдающуюся универсальную ценность с точки зрения истории, искусства или науки), ансамбли (группы изолированных или объединенных строений, архитектура, единство или связь с пейзажем которых представляют выдающуюся универсальную ценность с точки зрения истории, искусства или науки), достопримечательные места (дело рук человека или совместные творения человека и природы, а также зоны, включая археологические достопримечательные места, представляющие выдающуюся универсальную ценность с точки зрения истории, эстетики, этнологии и антропологии). Стоит признать данное определение одним из базовых в целях настоящего исследования.

При этом существует ряд авторских определений этих понятий, к примеру: «Ценности - это феномены, сущность которых состоит в значимости, а не в фактичности; они явлены в культуре, ее благах, где осела, окристаллизовалась множественность ценностей. Соответственно, философия как теория ценностей исходным пунктом должна иметь не оценивающего индивидуального субъекта, но действительный объект - многообразие ценностей в благах культуры» [213, с. 381].

Подводя итог, стоит подчеркнуть, что современное отечественное законодательство трактует понятия куль- турного наследия и культурных ценностей следующим образом. Статья 3 Закона Российской Федерации «Основы законодательства Российской Федерации о культуре» [110] гласит: «Культурные ценности - нравственные и эстетические идеалы, нормы и образцы поведения, языки, диалекты и говоры, национальные традиции и обычаи, исторические топонимы, фольклор, художественные промыслы и ремесла, произведения культуры и искусства, результаты и методы научных исследований культурной деятельности, имеющие историко-культурное значение здания, сооружения, предметы и технологии, уникальные в историко-культурном отношении территории и объекты». При этом статья 3 Федерального закона «О Музейном фонде Российской Федерации и музеях в Российской Федерации» [112] утверждает: «Культурные ценности — предметы религиозного или светского характера, имеющие значение для истории и культуры и относящиеся к категориям, определенным в статье 7 Закона РФ «О вывозе и ввозе культурных ценностей». В итоге, как справедливо отмечает Юрий Годованец, «...действующее законодательство РФ парадоксальным образом содержит два, по существу, взаимоисключающих подхода к определению культурных ценностей» [145, с. 3].

Особо стоит отметить, что меры по сохранению культурного наследия в отечественной практике в большинстве случаев ограничиваются сохранением объектов материального культурного наследия. Также и в современном музейном законодательстве, несмотря на развитие и усложнение методологии музейной деятельности, в том числе в части нематериального культурного наследия, цифровизацию и виртуализацию музейного контента, охране и учету подлежит лишь материальное воплощение объектов. В настоящее время в научный оборот введено также понятие культурного процесса, трактуемое как суть процедура открытия новых фактов, относящихся к качеству духовной среды человечества, к долгосрочным перспективам выживания цивилизации как таковой [219, с. 103].

В то же время доктор культурологии Кирилл Рыбак [287] приводит следующие определения базовых понятий:

«Культурные ценности - количественно ограниченные и неповторимые материальные предметы (светские и конфессиональные, движимые и недвижимые, в единственном числе и комплексе), а также места их сосредоточения (сохранения и экспонирования) и нематериальные ценности (императивы, идеалы, эталоны, рсгулятивы, принципы и нормы), представляющие интерес для культуры (искусства, науки) и вследствие этого подлежащие освоению (приобретению), сохранению, изучению (восстановлению), популяризации (экспонированию).

Культурное наследие - совокупность объектов материальной культуры и совместных творений человека и природы, вне зависимости от места их нахождения, а также объектов духовной культуры, значимых для сохранения и развития локальных культур, имеющих универсальную ценность для культуры (искусства, науки) и содействующих толерантности культурного разнообразия и творчества человека».

Противоречия культурного наследия

КУЛЬТУРНОЕ наследие, являющееся продуктом творческой деятельности человека, обладает сложной природой, что создает условия для появления ряда противоречий, или проблем. Анализ данных проблем позволит рассмотреть и осмыслить культурное наследие как философскую категорию.

1. Проблема генерации и существования культурного наследия. Культурное наследие составляет особую группу культурных ценностей, не находящуюся в прямой связи с настоящим временем. Само понятие наследия определяет особый характер этой категории, ценность которой вызывает четкую необходимость сохранять его для наследников - последующих поколений. «Сбережение и накопление культурного и природного наследия - это долг ныне живущих перед теми поколениями, которые еще не пришли в этот мир, хотя именно они должны по логике истории вступить в нрава наследования» [329].

Соответственно, для культурного наследия характерно качество двойственного положения относительно человека, которое можно назвать антроподуализмом. С одной стороны, культурное наследие является продуктом творческой деятельности человека, и, следовательно, состоит в прямой связи с конкретным творцом, а с другой - формируясь исторической средой, является продуктом коллективного творчества нескольких поколений и не находится в зависимости от отдельного человека. При этом даже в случае утраты физического воплощения объекта культурного наследия, вызванного деянием отдельного человека, в коллективной памяти человечества остается значение объекта. Примером подобного процесса является известное деяние Герострата и его последствия.

При том, что формирование культурного наследия во многом зависит от человека, однозначно определить момент начала существования объекта культуры в качестве культурного наследия невозможно, равно как отвратить или ускорить наступление этого момента. Культурное наследие создается человеком, но появляется уже без его прямого участия.

2. Проблема уникальности культурного наследия. Культурное наследие не подлежит умышленной генерации и невоспроизводимо. При этом можно намеренно создать видимость, копию, муляж, но не культурное наследие. Отличительным качеством культурного наследия, как и всех культурных ценностей в целом, является невозобновимость:«... подлинные культурные ценности - как особые уникальные объекты, являющиеся не подлежащими воспроизводству дефицитным “товаром” - все еще остаются предметом конкуренции национальных государств, не менее важным, чем территория или природные ресурсы» [145, с. 3|. Подлинность, как и способность пережить свою эпоху, является важнейшей характеристикой и уникальным свойством культурного наследия, в большинстве случаев принадлежащего прошлому и изъятому из среды бытования. Культурное наследие, будучи продуктом творческой деятельности поколений, формируется уникальным стечением обстоятельств, и, как следствие, является уникальным и невозобновимым.

3. Проблема актуализации. Культурное наследие нуждается в актуализации - превращении историко-культурного потенциала в действительность. Как отмечают современные исследователи, «... в публичной репрезентации коллективной идентичности обычно доминирует одна из трех составляющих социокультурного времени: прошлое, настоящее или будущее» [223, с. 74]. При этом объект культурного наследия отражает все три сферы. Объект является частью прошлого - как созданный в минувшие эпохи, интерпретируется в настоящем с учетом современного окружения интерпретатора и является наследством для будущих поколений.

«Традиционные ценности нашей культуры можно и нужно продвигать при помощи самых современных форм искусства, включая актуальное искусство и продукцию творческих индустрий» [216, с. 102]. Данное высказывание имеет прямое отношение и к развитию событийных мероприятий.

Один из ведущих отечественных культурологов Кирилл Разлогов, утверждая тезис единства в многообразии, предлагает «дать возможность каждому культурному сообществу найти те представления, которые ему наиболее близки» [282, с. 85]. В рамках настоящего исследования возможно употребить данный тезис и в контексте актуализации культурного наследия. Как известно, «... в произведении искусства постигается истина, недостижимая никаким иным путем» [143, с. 40]. Тем не менее, для того, чтобы сделать эту истину понятной, необходимо предпринять определенные усилия.

4. Проблема адаптации. Культурное наследие невозможно «перекроить» или «перестроить» под задачи современности, поскольку оно существует в иной «системе координат». Проблема адаптации часто проявляется в работе с объектами материального культурного наследия. Объект культурного наследия является самостоятельным источником возможных путей его использования. При этом абсолютная адаптация культурного наследия является невозможной, что не отменяет при этом возможности частичной адаптации иод определенные функции.

5. Проблема гармонизации отношений. Общество, государство и личность, как отмечает исследователь Ю. Годованец [145, с. 3], имеют свои различные интересы в отношении культурного наследия, а также формируют собственные притязания, нормы, правила и традиции в его отношении. Умение сочетать эти желания и направлять ресурсы сторон на благо культурного наследия является сложной перспективной задачей. Одновременно это умение является необходимым условием успешной актуализации. Особое значение в актуализации культурного наследия имеет вклад различных групп элит - экономической, эстетической, культурной, научной и т.д. Как показывает практика в отношении объектов культурного наследия, позитивный пример способен создать моду в равной степени благотворную и деструктивную для культурного наследия. Усилия, в том числе непрофессионалов, способны погубить объект культурного наследия. При этом отсутствие должных усилий, в свою очередь, также губительно. 6. Проблема комодификации

культурного наследия. Вопросы коммерциализации культуры занимают важное место в современных научных изысканиях [278], равно как и в практических действиях. Еще недавно культура воспринималась «... как нечто противоположное объекту экономических исследований. В то время как экономическая наука занялась изучением всего универсального, нормального и рационального, “культура” развилась в понятие, обозначающее конкретные разновидности, иррациональные отклонения от стандартной экономической модели» [157, с. 26]. Сейчас экономика культуры - едва ли не самая важная и актуальная тема научных изысканий и исследований. Но и на современном этапе подходы к монетизации потенциала наследия не только снабжены относительно слабой методологией, но и не способны отразить в полной степени специфику культурного наследия. Следовательно, помимо историко-культурного потенциала культурное наследие обладает экономическим потенциалом, что имеет особое значение в контексте высокой ресурсоемкости сохранения наследия.

7. Проблема сохранения культурного наследия. Поскольку сохранение культурного наследия является крайне ресурсоемкой задачей, возникает объективная необходимость в ограничении количества объектов культурного наследия либо изменении методики сохранения. Сохранение объектов культурного наследия - особый комплекс мероприятий, направленных на физическое и духовное сбережение значения и материального воплощения культурного наследия. Современные специалисты в сфере охраны материального культурного наследия «решают практические вопросы вне системы мировоззренческих норм» [ 145, с. 6]. Решение отраслевых вопросов, не сопряженных с пониманием концептуальной сути происходящих процессов, приводит к раздроблению ресурсов, направлений работы и в итоге ведет к снижению эффективности проводимых мероприятий. Соответственно, проблема сохранения культурного наследия заключается в комплексном характере этой работы, включающей, независимо от вида и состояния сохраняемого объекта, как материальные, так и духовные усилия.

Соответственно, каждая из проблем, связанных с культурным наследием, нуждается в детальном философском осмыслении. Тем не менее, после предварительной формулировки проблем становится очевидно, что культурное наследие как самостоятельная философская категория имеет ряд неповторимых свойств, в том числе обладает свойствами невозоб-новимости, уникальности и подлинности. Именно они определяют возможности и перспективы актуализации культурного наследия.

Также культурное наследие по своей природе дуалистично и имеет физическое и духовное воплощения, обладающие, в свою очередь, различными свойствами и качествами.

Восприятие культурного наследия

ВОСПРИЯТИЕ - процесс, требующий человеческого сознания. Как отмечает JI. Микешина, «... всё более осознается, что там, где человек присутствует, он всегда значим и не может быть выведен за скобки без последствий для видения и понимания самого процесса или события» [212, с. 12]. При изучении восприятия исследуются тонкие материи человеческого сознания, и, анализируя восприятие, мы с каждым шагом приближаемся к пониманию природы самого человека. Именно поэтому вопросам восприятия уделяется столь значительное внимание.

Особую сложность представляет исследование восприятия культурных ценностей. Как отмечают некоторые исследователи, «... гуманитарное явление существует только в мире культуры...» [193, с. 129]. При этом, как известно, в широком смысле понятие культуры объединяет всё созданное человеком. В каждой культурной ценности в знаково-символической форме зафиксирована эстетическая, психологическая и историческая информация. Комплексный характер культурных ценностей также описывают следующим образом: «... нацеленность культурного капитала на развитие человека и человеческого капитала связывает воедино культурный, природный и человеческий капитал» [ 225, с. 649].

Интерпретация, как один из этапов восприятия, призвана обеспечить получение человеком данной информации, рассмотрение и анализ которой возможны в различных системах координат. Современные исследователи считают информационную и духовную деятельность одной из главных человеческих ценностей, утверждая, что «уже в основе возникновения жизни лежит предпосылка создания духовного - получение и хранение информации. Когнитивный аппарат последовательно развивался и человек стал способен к понятийному мышлению, а посредством этого к творению духовного» [146, с. 104].

На современном этапе развития науки и информатизации общества обилие информации, вызванное, в том числе, расширением количества инструментов передачи и хранения информации, приводит к развитию одновременно признаваемой и отвергаемой вторичной интерпретации.

Исследование механизмов восприятия культурного наследия позволяет определить, в том числе, и причины возникновения самой ценности культурного наследия в человеческом сознании. Культурное наследие является важным фактором формирования национальной и региональной идентичности, наряду с языком, обычаями и историей. «Самоидентификация -жизненная потребность миллионов людей. Каждый из нас выстраивает свой внутренний мир в соответствии с определенными типами идентичности - цивилизационной,религиозной, культурной, национальной, политической, гражданской» [297, с. 174]. Соответственно, можно утверждать о наличии особого потенциала культурного наследия в укреплении межнационального содружества. Как отмечают исследователи,«... вследствие глобализации и усиления миграционных процессов на современной карте мира практически не осталось моноэтнических государств» [177, с. 48]. В России при этом создание государственной многонациональной идентичности возможно и реализуется при условии сохранения национальной идентичности каждым регионом, что заметно отражается и на региональной культурной политике в целом. Стоит особо рассмотреть объекты культурного наследия в качестве символов. При этом нужно отдельно указать на то, что создание смыслового наполнения культурного наследия является самостоятельной задачей. Довольно часто смысл и значение объекта культурного наследия оказываются не связаны с его обликом или историей. К примеру, архитектурный ансамбль центральной части города Костромы во многом связан с работой реставратора Калерии Густавовны Тороп, а колонны Исаакиевского собора в Санкт-Петербурге являются памятником блокаде не менее, чем зодчеству Огюста Монферрана; повреждения стволов колонн стали причиной появления особого значения в интерпретации памятника архитектуры.

Интерпретация культурных ценностей и культурного наследия является одним из наиболее распространенных видов их освоения и творческого осмысления. Базовый для сферы отечественной культуры закон используя термин «интерпретация», тем не менее, не дает его толкования. Согласно положениям закона, творческий работник - физическое лицо, которое создает или интерпретирует культурные ценности, при этом само понятие «культурная деятельность» излагается как деятельность по сохранению, созданию, распространению и освоению культурных ценностей. Таким образом, понятие «интерпретация» остается размытым среди смежных процессов, не получая особого осмысления, трактовки и упоминания. В сфере сохранения культурного наследия интерпретация коренным образом отличается от освоения и создания, в первую очередь, благодаря наличию прямой связи с иубликацией, которая без интерпретации практически неосуществима. В настоящее время понятие «интерпретация» нуждается в расширении, уточнении, требует систематизации факторов, оказывающих влияние на процесс интерпретации.

Как уже отмечалось выше, объект культурного наследия, обладая редким свойством самоисключения из культурного и экономического оборота, приобретает духовную ценность, способную служить залогом дальнейшего сохранения объекта. Тем не менее, способность увидеть, распознать эту духовную ценность зачастую является редким умением, как следствие - невелико количество фактических объектов культурного наследия по сравнению с общим числом потенциальных объектов, не имеющих особого охранного статуса или утраченных до его получения. В данном контексте необходимо особо выделить искусство актуализации культурного наследия. Если оперировать абстрактными понятиями: судьба объекта культурного наследия практически не зависит от него самого. Именно в человеческих руках находятся все инструменты создания положительного имиджа памятника. Перейдем к рассмотрению восприимчивости как особого качества человеческого сознания. В любом случае предел восприятия по сути является совокупностью той информации, с которой интерпретатор может сравнить воспринимаемый объект. Этот тезис объясним тем, что человек никогда не воспринимает мир «с нуля», а сравнивает то, что видит, с тем, что знает: «... для индивида настоящее - это и переживание будущего на основании прошлого опыта...» [217, с. 13|. Уровень восприимчивости, таким образом, прямо пропорционален уровню развития интеллекта и общей эрудиции человека. Для адекватного восприятия культурных ценностей интерпретатор нуждается в обретении знания во многих областях. «К таким моментам относятся культурно-исторический контекст, языковые характеристики, психологические, мировоззренческие, жизненные установки автора текста и его исследователя» [193, с. 132].

Как известно, специфическим предметом гуманитарного познания являются смыслы, выраженные через семиотические системы - тексты: «Все герменевтические вопросы возникли там, где слово осознается как знак, использующийся для передачи сообщения, и где встает проблема понимания таких знаков» [193, с. 16]. Тексты содержат как собственно влагаемые в них смыслы, так и субъективное авторское отражение этих смыслов. Рассматривая семиотическую природу гуманитарного знания, В. Кузнецов отмечает: «Любой объект, являющийся творением человеческого духа и имеющий знаковую природу, может быть возможным или является действительным текстом» [193, с. 128]. Также философ вовсе ограничивает предмет гуманитарных наук текстами.

По указанию исследователя, «Текстовая природа гуманитарных наук обусловливает некоторые особенные признаки, характерные для всех гуманитарных наук и являющиеся одновременно отличительными признаками, несвойственными естественным и общественным наукам» [193, с. 129|.

Культурные ценности, равно как и культурное наследие, также вкладывается в семиотические системы, но при этом имеют ряд системных особенностей. Во-первых, объекты культурного наследия подлежат анализу через несколько семиотических систем одновременно. Например, здание предлагает нам рассмотреть технологию строительства, особенности планировки, декора, историю реконструкций. Каждая из упомянутых тем может рассматриваться отдельно, с учетом собственной символики и контекста. Лишь полноценное исследование всех отмеченных факторов позволит рассмотреть объект со всех сторон и глубоко интерпретировать его ценность. Во-вторых, культурное наследие, как правило, создано в иную эпоху и отстоит от зрителя и интерпретатора на определенной временной дистанции. Покрываясь «патиной времени», несущей собственное смысловое содержание, культурное наследие практически не поддается оценке исключительно с точки зрения нашего современника. Наслоение уровней формирования информации создает условия для внедрения особых инструментов интерпретации, характерных лишь для культурного наследия.

1.2. СПЕЦИФИКА ИНТЕРПРЕТАЦИИ ДЕРЕВЯННОГО ХРАМОВОГО ЗОДЧЕСТВА

ОДНОЙ из важных задач, стоящих перед государством и обществом, является охрана объектов культурного наследия. Материальные свидетельства минувших эпох - здания, сооружения, археологические памятники, комплексы и ансамбли, достопримечательные места - становятся общепризнанными ценностями в том случае, когда их материальная ценность начинает уступать духовной значимости. Нередко вследствие продолжительного, подчас многовекового срока жизни объектов культурного наследия на протяжении их существования неоднократно изменяется их функциональное наполнение, что способно, в свою очередь, значительно усложнить сохранение этого наследия для последующих поколений.

Особо остро к настоящему моменту стоит вопрос сохранения памятников деревянной храмовой архитектуры, или деревянного зодчества. Для культурного пространства России деревянный храм является одним из общепризнанных символов, маркером освоения пространства. В очерке «О древних деревянных постройках северных окраин России» академик

В.В. Суслов отмечает: «Судя по обстоятельствам, при которых развивалось наше строительное искусство, видим, что главное место в постройках принадлежит церквям» [308, с. 89]. Приводя мнение исследователей, О.И. Пруцын утверждает: «Для русского зодчества деревянная архитектура была как бы гигантской творческой лабораторией, в которой народ создавал, испытывал, изменял и варьировал архитектурные формы и приёмы, по-своему реагируя на значительные сдвиги в экономической, политической и идейно-эстетической жизни общества» [279, с. 202]. Для многих поколений исследователей неоспорим вывод о том, что «... деревянное зодчество, «как наиболее уязвимая часть наследия, требует особо бережного отношения, более тщательного и профессионального подхода» [174, с. 119]. Академик Д.О. Швидковский подводит итог данным утверждениям, отмечая, что «... по существу можно говорить о “цивилизации” дерева, всегда существовавшей в России» [334, с. 13].

На настоящий момент в перечне объектов культурного наследия Костромской области, представленном в приложении к изданию, состоят 28 деревянных православных храмов (3 из них - старообрядческих), деревянная синагога, протестантский молельный дом. В Костроме ранее находилась рубленая деревянная мечеть, утраченная к нашему времени. При этом общее количество деревянных храмов различных конфессий, в разное время построенных на территории региона и отраженных в документах и материалах, превышает тысячу. Несложно проследить, что подавляющее большинство объектов были по разным причинам утрачены и известны нам лишь по письменным и изобразительным источникам. Масштаб деревянного храмостроитель-ства совершенно не соизмерим с сохранившимися крупицами наследия. Кроме того, с утратой памятников буквально каждый год данная проблема приобретает все более значительный размах. Как отмечено в Концепции по сохранению памятников деревянного зодчества и включению их в культурный оборот до 2025 года, «До наших дней на Русском Севере в том или ином состоянии сохранились только 130 деревянных церквей XV-XVIII вв. из 492 - это четверть существовавших в 1917 году» [ 117]. Данная статистика подчеркивает актуальность темы исследования.

Деревянные храмы. Понятия и определения

ТEMA, рассматриваемая в издании, до настоящего времени не подвергалась обстоятельному анализу. Соответственно, и комплекс понятий, связанных с памятниками деревянного храмового зодчества, находится в развитии и не исключает субъективных оценок и множества толкований. Одновременно с этим ряд понятий имеет определенные толкования в нормативных правовых актах. Следовательно, при обращении к теме, необходимо в первую очередь рассмотреть установленные действующим законодательством формулировки и определения.

Федеральный закон от 30 ноября 2010 года № 327-Ф3 «О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения, находящегося в государственной или муниципальной собственности» впервые фиксирует понятие «имущество религиозного назначения», относя к нему «недвижимое имущество (помещения, здания, строения, сооружения, включая объекты культурного наследия (памятники истории и культуры) народов Российской Федерации, монастырские, храмовые и (или) иные культовые комплексы), построенное для осуществления и (или) обеспечения таких видов деятельности религиозных организаций, как совершение богослужений, других религиозных обрядов и церемоний, проведение молитвенных и религиозных собраний, обучение религии, профессиональное религиозное образование, монашеская жизнедеятельность, религиозное почитание (паломничество), в том числе здания для временного проживания паломников, а также движимое имущество религиозного назначения (предметы внутреннего убранства культовых зданий и сооружений, предметы, предназначенные для богослужений и иных религиозных целей)» [111].

Отметим, что в современной правоприменительной практике, с учетом трансформации приоритетов государственно-конфессиональной политики, данное понятие порой применимо к объектам, уже утраченным физически, но о существовании которых в прошлом известно благодаря различным материалам и документам. Такая ситуация позволяет буквально осязаемо увидеть разницу между материальным и духовным воплощениями объекта культурного наследия. Данная особенность правоприменительной практики, стимулируя исследовательскую работу религиозных организаций, создает особый тренд по воссозданию объектов недвижимости на основании единичных упоминаний. Кроме этого, благодаря указанию в законе о причислении к данным объектов вспомогательных сооружений, количество объектов религиозного назначения увеличивается с каждым годом, вслед за получением новой информации в ходе исследовательской работы. Стоит отметить, что указанный тренд практически не охватывает сферу воссоздания и сохранения деревянных сооружений.

Понятие памятника деревянного зодчества зафиксировано Международным советом по сохранению памятников и достопримечательных мест (ИКОМОС) в документе «Принципы сохранения деревянных памят- ников архитектуры», изданном в 1999 году. В соответствии с документом, к памятникам деревянного зодчества относятся все здания и постройки, полностью или частично состоящие из дерева [119]. Несложно заметить, что с учетом широкого распространения древесины в качестве строительного материала, данное определение позволяет отнести к памятникам деревянного зодчества практически все сооружения, возведенные, к примеру, на территории Костромской области.

Национальный стандарт Российской Федерации ГОСТ Р 57097-2016 «Сохранение объектов культурного наследия. Памятники деревянного зодчества. Общие требования к производству работ» относит к памятникам деревянного зодчества «объекты недвижимого имущества, включая объекты археологического наследия, и иные объекты с исторически связанными с ними территориями, произведениями живописи, скульптуры, декоративно-прикладного искусства, объектами науки и техники и иными предметами материальной культуры, все конструкции которых выполнены из дерева, за исключением фундаментов и кровель, которые могут быть выполнены из других материалов» [114].

Федеральный закон «Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры) народов Российской Федерации» от 25.06.2002 года № 73-Ф3, не выделяя памятники деревянного зодчества в отдельную группу объектов, дает следующее определение понятия объекта культурного наследия: «объекты недвижимого имущества (включая объекты археологического наследия) и иные объекты с исторически связанными с ними территориями, произведениями живописи, скульптуры, декоративно-прикладного искусства, объектами науки и техники и иными предметами материальной культуры, возникшие в результате исторических событий, представляющие собой ценность с точки зрения археологии, архитектуры, градостроительства, эстетики, этнологии или антропологии, социальной культуры и являющиеся свидетельством эпох и цивилизаций, подлинными источниками информации о зарождении и развитии культуры».

В это же время более поздним документом - Концепцией но сохранению памятников деревянного зодчества и включению их в культурный оборот до 2025 года, культовые памятники деревянного зодчества, а именно «храмы, часовни, колокольни, святилища, мечети, элементы храмов (такие как резные двери и пр.), поклонные кресты, усыпальницы, домовины и пр.» [117], признаются особой группой памятников деревянного зодчества.

Для настоящего исследования существование большого количества определений расширяет перечень исследуемых объектов до бесконечности. Между тем, в узком профессиональном сообществе под памятником деревянного зодчества понимается имеющее мемориальную, архитектурную, историческую или иную культурную ценность сооружение, преимущественно построенное из дерева, основные конструкции которого созданы в деревянном исполнении [232, с. 59]. Обязательными условиями также является наличие уникальных характеристик объекта, составляющих его предмет охраны, и наличие нормативного акта, устанавливающего особый статус охраны объекта.

В рамках настоящего исследования его объект будет ограничен предложенными определениями. По данным инспекции по охране объектов культурного наследия Костромской области [118] сформирован исчерпывающий перечень памятников храмового деревянного зодчества Костромской области, представленный в приложении к изданию. Объекты из данного перечня, дополненные хрестоматийными памятниками архитектуры, утраченными в более раннее время и по понятным причинам не поставленными на учет, вместе с современными зданиями, сориентированными на подлинные памятники, составляют основу объекта настоящего исследования.

Деревянное зодчество -проблемы срока эксплуатации

Для памятников храмового деревянного зодчества чрезвычайно высока вероятность разрушения. Это и связано как с не-востребованностью первоначальной функции, что, в принципе, является главной причиной утраты любого объекта культурного наследия, как материального, так и нематериального, и определяется свойствами строительного материала - древесины. Во многом ценность деревянных храмов, независимо от их конфессиональной принадлежности, продиктована особыми свойствами древесины как строительного материала. Ввиду ограниченного ресурса жизни деревянного сооружения редкий объект существует в течение нескольких веков. Граф Н. де-Рошефор указывает следующие пределы срока службы древесины, находящейся на открытом воздухе: «... для дуба до 50 лет, для сосны до 20 лет». Деревянные детали сооружения, находящиеся в постоянном контакте с грунтом, прослужат гораздо меньше. Для дуба указан срок в 15-20 лет, для сосны и ели - 7-9 и 4-5 соответственно [285, с. 40].

Процесс утраты памятников деревянного зодчества способен лишь ускоряться. Выдающийся исследователь XIX века В. В. Суслов ещё в пору первых научных исследований и архитектурных экспедиций признавался: «Крайне желал бы продолжить своё образование в этом направлении и изучил бы до сих пор мало исследованные, по преимуществу деревянные памятники русского зодчества Вологодской и Архангельской губерний (Двины и Поморья), которые с каждым годом исчезают» [309, с. 7]. Вследствие утраты подлинных памятников изучение наследия все более опирается на архивные и изобразительные источники. Как справедливо отмечает М. И. Мильчик, «Памятники деревянного зодчества все чаще и чаще мы изучаем не под открытым небом, а в тиши музеев и читальных залов» [215, с. 10].

Архитектура как вид искусства подвержена изменениям различного характера, связанным с человеком и окружающей средой. К факторам, влияющим на деревянное зодчество, как правило, относят вполне определенный круг причин. К примеру, видный исследователь деревянного зодчества Русского Севера А. Б. Бодэ называет среди них следующие: «Неоднородность культурных традиций Русского Севера предопределена различными историческими обстоятельствами, сложным этническим составом населения, неодинаковыми природными и хозяйственными условиями» [133, с. 5|. Такой перечень причин оказывает влияние и на культурное развитие Костромского края.

Дерево в лесном Костромском крас было традиционным строительным материалом. Подтверждают этот факт результаты археологических исследований. В древнейших поселениях области - с. Поповское, городище Унорож - известны срубные постройки X века. Первые каменные сооружения на территории региона - храмы - возведены в середине XVI века в Костроме. Несколько позднее появляются первые каменные фортификационные сооружения. Такие укрепления благодаря активной поддержке набиравшего силу и власть рода Годуновых получил в последней четверти XVI века костромской Ипатьевский монастырь. До этого времени все укрепления обителей были выполнены в дереве. Дошедшие до нас летописные источники позволяют восстановить облик деревянных крепостей «форпостов веры».

В XVII веке, в эпоху торгового процветания Костромского и Га-личского уездов, некоторые крупные монастыри, в основном при поддержке столичных покровителей, вкладчиков, ведут активное каменное строительство. В галичском Паисьевом, костромском Богоявленском монастырях появляются стены с башнями. Макарьевский-Унженский монастырь при покровительстве царя Алексея Михайловича в сравнительно короткий срок практически был выстроен заново. Это, кстати, обеспечило единство стиля всего архитектурного ансамбля. Долгое время, однако, многие монастырские комплексы сохраняли деревянные здания, чаще хозяйственного назначения, реже -жилые и культовые постройки. Подобные строительные мероприятия охарактеризованы в летописных источниках как уникальные события, что свидетельствует об их редкости. Застройка подавляющего количества населенных пунктов региона оставалась исключительно деревянной.

Еще в 1767 году в Костроме, по данным Академии наук, находились «37 церквей, из которых 12 каменных» [303, с. 7]. Городские пожары, из них самый значительный 1773 года, уничтожали застройку Костромы. Экономический рост города, удешевление каменного строительства позволили в первой половине XIX века заменить все городские деревянные культовые сооружения каменными. Тем не менее, еще «... в начале XX в. из 418 городов тогдашней Российской империи более половины были сплошь деревянными» [233, с. 209].

Костромской регион даже в наше время считается краем, богатым лесом. Согласно данным статистики, леса занимают значительную часть территории современной области. По территории области проходит северная граница ареала широколиственных пород деревьев (дуб, клен, ясень, липа) и западная граница таких пород, как лиственница и пихта в окраинной зоне европейской тайги [198, с. 8].

Уже с начала XVIII века Костромской регион становится одним из основных поставщиков строевого леса. Доставка леса к рынкам сбыта осуществлялась по рекам - вначале молевым сплавом, а к XIX веку все чаще плотами. Важное транспортное значение вновь приобрели реки Кострома, Унжа и Ветлуга в XVIII-XIX веках. «Когда Петру I для строительства крепостей и военного флота потребовалось много леса, он объявил леса на реке Ветлуге заповедными. В 1740-1742 гг. леса на Ветлуге и ее притоках Пыщуге и Фердосе обследовал Дмитрий Шулепников, уроженец Галича. Из отчета Шулепникова видно, что тогда уже здесь были организованы заготовка леса, сплав его плотами до реки Волги и охрана заповедных лесов. Специальные надсмотрщики следили, чтобы “леса не рубили, и не портили, и не поджигали, и много вреда не чинили, и хранили для корабельного строения”. Они должны были “пятнить каждое пригодное дерево и записывать в книгу"» [142, с. 41].

Император Петр I выделял также и унженские леса, славившиеся корабельной сосной и лиственницей, среди многих. В 1831 году на территориях, расположенных на берегах Унжи, началась государственная заготовка корабельного леса. Судоходная река позволяла транспортировать бревна вниз по Волге - в Нижний Новгород, Казань, на Макарьевскую ярмарку. Своя большая лесная ярмарка была и на Унже: в среднем течении реки, в селении Угоры на Унже, находящемся на Вятском тракте [296, с. 432]. К началу XVIII века, а точнее, после указов 1718 и 1721 года о запрете в Архангельске торговли хлебом, шелком, пенькой, северный торговый путь начал угасать [331, с. 19].

Обилие строевого леса в Костромском крае (в сравнении с другими губерниями Центральной России) подмечают источники конца XIX века: «... по отношению к обеспечению населения лесными материалами, то есть по количеству лесной площади, приходящейся на каждого жителя, первое место занимает Костромская губ.» [160, с. 10]. Оценивая масштаб природных богатств Костромского края, автор даже называет уезды Костромской губернии, находящиеся на левом берегу Волги, «лесным Заволжьем», тогда как уезды других поволжских губерний - Ярославской и Тверской - соответственно наименованы ярославским и тверским Заволжьем. Очевидно, ни у автора, ни у читателей этого научно-популярного издания не возникло сомнений в определении «лесного Заволжья» [160, с. 10]. В издании конца XIX века реки Кострома, Унжа и Ветлуга даже называются «реками лесов» -из-за преобладания «движения грузов вниз по реке в виде лесных продуктов» [296, с. 193|. Источники подчеркивают особый, «лесной» статус региона.

К концу XIX века относится такое свидетельство истощения природных богатств России: «... лесные материалы вздорожали вследствие истребления лесов промышленниками, лесопильными заводами и пароходами. Местами крестьяне до того нуждаются в топливе, что превращают в дрова старинные крыльца, навесы над въездами, ставни - словом, все, что только может быть признано лишним около дома, оставляя один голый безобразный сруб» [292, с. 14]. Костромскую губернию это затронуло в гораздо меньшей степени. Член Костромской губернской ученой архивной комиссии Дмитрий Дементьев, в конце XIX века так описывает в Историческом очерке Пыщугской волости Ветлужского уезда с древних времен истощение природных богатств края: «Ветлужский край, славившийся некогда своими лесами, теперь значительно обнажен от них. Там, где прежде были корабельные леса и непроходимые чащи, теперь пустыри; лишь пни да молодежник напоминают о прежнем лесном богатстве края. Пыщугская волость также беднеет вековечными лесами оттого, что много лесу вырубается и сплавляется плотами по реке Ветлуге в Волгу» [142, с. 7]. «Весь заготовленный лес их Волжско-Ветлужского региона сплавлялся в плотах, белянах, барках и шел для продажи на Космодемьянскую ярмарку, находившуюся в 10 верстах от устья реки Ветлуги. Здесь он раскупался лесоторговцами. Космодемьянская ярмарка была одной из самых крупных по всему Волжскому бассейну. Ее денежный оборот составлял ежегодно 5-6 миллионов рублей» [142, с. 67]. И при этом «только в 1909 г. с реки Ветлуги на Космодемьянскую лесную ярмарку прибыло 1020 плотов, 34 беляны и 149 барж» [ 142, с. 68]. Промышленный сплав леса в отдельных районах продолжался вплоть до 1960-70-х годов [247].

Обилие лесных ресурсов и плотницкие таланты костромичей позволяли сплавлять даже целые дома: «... бывает выгоднее судно обратно не посылать, а разобрать на лес и дрова; в таких случаях и строится беляна <...> Часто на белянах перевозятся готовые избы. Несколько изб на белянах дают красивую картину плавающего посёлка» - так о торговле и транспортировке готовых домов рассказывает очевидец начала XX века [129, с. 28]. О промысле белян упоминает и издание «Костромская резьба», причём авторы определяют географию и временные границы бытования данного промысла Чухломским уездом и 80-ми годами XIX века [153, с. 14]. Это также прямо свидетельствует и о плотницком мастерстве костромичей [178].

Развивался и строительный отход: «привычный к тяжелому труду и сноровистый мужик старался приобрести какую-нибудь более доходную “специальность”: белотелые сметливые ярославцы в качестве половых заполняли тысячи русских трактиров; рязанцы, костромичи или вятичи затыкали топор за опояску и шли плотничать; смоляки отправлялись копать землю...». Далее автор приводит информацию об отходе из пограничной с Костромской - Ярославской губернии на промыслы до трети взрослого населения губернии [130, с. 167]. Большая часть «мужского населения Чухломского уезда отсутствовала дома по 8-9 месяцев, уходя на заработки но малярному и плотничному ремеслам в крупные города. Так, в 1897 г. всех отходников в уезде насчитывалось 10316 человек, что составило более половины всех мужчин» [310, с. 115]. «В Костромской области, как и повсюду на севере, крестьянское строительное искусство представлено исключительно деревянными постройками» [136, с. 751. Не только природные богатства стали основанием для развития лесных промыслов: «... земля Севера “неродима”, и это вынуждало жителей деревень постоянно искать дополнительные источники существования. Ими оказывались наряду с охотой и рыболовством различные промыслы: заготовка и сплав леса, выгонка дегтя и смолы, домашнее производство изделий на продажу» [328]. Отходничество фактически стало самостоятельной отраслью, а отходники - особым сословием.

Культовые сооружения - древнейшие общественные сооружения, сохраняющие свой тип, функциональное назначение и набор помещений: «... храм всегда отражает присущую народу картину мира» [276, с. 184]. Стоит также отметить, что «архитектура всегда относилась к числу важнейших средств утверждения определённой идеологии» [169, с. 7]. Плотницкий край может по праву гордиться богатством народной храмовой архитектуры [241-275].

Это определяет особую важность культовых сооружений, в том числе и с точки зрения сохранения национальной, региональной и локальной идентичности:«... деревянное культовое зодчество не могло не отражать изменений социально-экономической и политической ситуации в стране, предопределивших характер развития архитектуры. Постепенность количественных изменений сменялась качественными скачками - стилистическими переломами, т.е. принципиальными изменениями ранее сложившейся совокупности инженер-но-конструктивных, функциональных и архитектурно-художественных приемов и форм» [234, с. 20].

Костромская область исторически относилась и продолжает к настоящему моменту относиться к мононациональным и моноконфессиональным регионам России [115]. По этой причине в настоящем исследовании используется терминология, в основном разработанная для памятников православной деревянной архитектуры.

Типология храмов.
Храм в застройке

ХРАМ как сооружение для отправления публичного и частного богослужения [235, с. 263] имеет несколько разновидностей. Среди объектов XVI-XX веков, сохранившихся на территории Костромского региона, известны следующие формы и типы храмов:

♦ Церковь - основной тип христианского храма. Церкви можно разделить на: имеющие полный и неполный состав помещений; по месту в церковной иерархии: на соборные, приходские, монастырские, домовые, кладбищенские, и др.

♦ Часовня. Академик В. II. Орфинский дает следующее определение часовни: «Часовни - безалтарные храмы, предназначенные для упрощенного богослужения без литургии» [236, с. 73]. Часовни имеют значительное количество общих черт с церквями, что позволяет «объединить их рамками общих классификационных подразделений» [235, с. 264]. В ряде случаев также возможна перестройка часовни в церковь и напротив, обратная реконструкция. В зависимости от функционального наполнения и территории строительства выделяют следующие виды часовен: общинная (при приходских церквях), монастырская, придорожная, кладбищенская, покойницкая, мемориальная, часовня-амбаронка, пожженная, на святом ручье и другие. Часовни-столпы, не имеющие внутреннего пространства, к настоящему времени в деревянном исполнении на территории региона не сохранились. Объем здания часовни варьируется в значительном диапазоне от сравнительно крупного (объекты, рассчитанные на большое количество молящихся) до миниатюрного (сооружения, вовсе лишенные внутреннего пространства).

Долгое время именно культовые постройки были наиболее значимыми сооружениями населенных мест. Архетипом, в частности, яачяется панорама села или города с главенствующей доминантой главного храма или колокольни. Культовые постройки, как правило, были наиболее крупными, богато украшенными сооружениями, зачастую выполняющими презентационную роль. Особое значение культовых сооружений в развитии национальной архитектуры Польши, к примеру, подчеркивает исследователь Marian Kornecki: «Церкви всегда имели место в развитии польского деревянного зодчества. Они были не только главными достижениями плотницкого искусства, но и важными элементами застройки населенных пунктов, как в материальном мире -архитектурными доминантами, так и в духовном плане. Они были показателем культурной самобытности общин и сооружениями, фокусирующими художественные и социальные устремления их покровителей и создателей» [351].

Для многих памятников православной архитектуры - небольших часовен, церквей - единственным экстерьерным элементом, выделяющим их в застройке жилых и хозяйственных зданий, был простой крест. Как венчающий элемент, крест, чаще всего выполняемый из дерева, завершал постройку придавая ей характерный силуэт. Крест, часто, восьмиконечный, в нижней части мог иметь небольшое шарообразное уширение - яблоко, визуально отделяющее его от объема крыши. Примерами подобных сооружений служат, как правило, небольшие часовни, в некоторых случаях входящие в состав более крупных комплексов. Если в XVI-XVIII веках такие завершения были более распространенными, то среди поздних памятников подобных примеров становится меньше. Церковь Николая чудотворца и колокольня Кажировой пустыни в 1702 году описаны так: «... церковь Николая чуд. с трапезою древенная, на церкви клетка брусчатая рублена в лапу на клетке крест древянный <...> колокольня бревен-ная рублена в замок, на ней шатрик и крест древянной, на колокольне 2 колокола» [326]. Кресты как завершения также встречаются на вспомогательных культовых сооружениях -колокольнях, звонницах и других.

Наиболее частым завершением храма служил купол под крестом. Для памятников православного деревянного зодчества России характерны в основном луковичные купола различного профиля. Параметры шеи, пропорции креста, придававшие индивидуальность храму, становились неотъемлемым элементом здания. Неслучайно в контексте актуализации зданий, при условии возвращении первоначальной функции, наиболее важным и первоочередным мероприятием является установка креста в завершении сооружения. Также и при приспособлении зданий для религиозного использования эта задача выполняется в первую очередь [182].

Как отмечают различные исследователи, искусство и религия имеют немало общих черт. Во многом именно всё то, что создается как искусство религиозного характера (речь идет о возведении храмов, их украшении), до сих пор считается ценнейшими образцами и шедеврами искусства вообще. В исключительно эмоциональной храмовой архитектуре отражена вера в сверхъестественное, ощущение полета, небесного покоя и гармонии. И хотя религиозные чувства направлены на иллюзорные, несуществующие в реальности объекты, методы их создания исключительно реальны. Неслучайны и многочисленные легенды, связанные с неземным происхождением храмов. К примеру, по одной из местных легенд, церковь Спаса-Преображения, стоявшая ранее близ села Сиас-Вежи Костромского уезда, буквально приплыла во время сильного половодья.

Деревянный храм — особенности использования

КАК уже отмечалось выше, объект культурного наследия, ввиду причастности минувшим эпохам, обладает особым свойством самоисключения из современного контекста, а, следовательно, также из экономического и культурного оборота. Являясь сооружениями, возведенными в определенное время для определенных целей, имея определенное смысловое и функциональное наполнение, при изменении условий среды сооружения изменяются в ходе реконструкций либо утрачивают способность полностью выполнять возложенную функцию.

К примеру, торговые ряды XVIII века, рассчитанные на размещение нескольких небольших лавок - при изменении технологии торговли к XXI веку и увеличении размеров магазинов - будут неминуемо реконструированы либо перестанут выполнять первоначальную функцию. В случае с храмовыми сооружениями такие трансформации также происходят постоянно.

Подобным примером может послужить старообрядческая церковь Рождества Богородицы в деревне Дворищи Костромского района. В деревне с 1863 года существовала старообрядческая молельня. В 1903 году местные крестьяне перенесли на купленный вскладчину участок земли приобретенное у купца Стою-нина здание мельницы-крупчатки, организовав внутри старообрядческую молельню, впрочем, вскоре закрытую органами власти [180, с. 16-17]. Указ о веротерпимости 1905 года позволил восстановить молельню, через некоторое время перестроенную в церковь. К первоначальному объему мельничного сруба были пристроены алтарная апсида и колокольня [33]. Здание до сих пор используется местной старообрядческой общиной.

Первым (одним из наиболее показательных и часто встречающихся) примером, является увеличение количества прихожан храма. В таком случае храм вполне может быть перестроен путем добавления отдельных помещений, придельных храмов, либо объединения помещений и сноса перегородок и стен. В некоторых случаях, также имеющих относительно широкое распространение, целесообразным и возможным становится строительство нового храмового здания рядом либо дробление прихода. При этом более древнее сооружение, редко используемое для богослужений, может быть фактически законсервировано. Подобная ситуация позволила сохранить деревянную церковь из села Фоминское Костромского района Костромской области, в настоящее время представленную в Костромском музее деревянного зодчества. Церковь начала XVIII века, закрытая после возведения неподалеку от нее каменного храма в середине XIX века, сохранила без значительных изменений интерьер скромного сельского храма, в том числе, что является чрезвычайно редким, резные деревянные клиросы, датируемые XVIII веком, лавки с резной опушью, перекрытия пола и потолка.

Во-вторых, изменения среды, в том числе идеологического характера, в некоторых случаях заставляют храмы приобретать иное, не связанное с отправлением богослужений, функциональное наполнение. Массовое закрытие церковных приходов в 1930-1960-е годы вызвало наиболее масштабный процесс перепрофилирования храмовых зданий. На примере Костромского региона можно увидеть, что деревянные храмы использовались в качестве складов минеральных удобрений (часовня в деревне Приты-кино Шарьинского района) и кладовых колхозного имущества (церковь села Кужбал Нейского муниципального района). Отдельную группу риска составили бесхозные объекты. К примеру, отсутствие пользователя церкви Собора Богородицы, построенной в полутора километрах от села Холм Галичского уезда, привело в 1940-х годах к значительным утратам покрытия храма и сделало вполне возможным утрату объекта. Лишь благодаря вмешательству реставраторов и переносу памятника на территорию Костромского музея деревянного зодчества этот храм, датируемый эпохой Ивана IV, сохраняется до сих пор.

Стоит признать, что этот процесс использования храмовых зданий для реализации непрофильных функций также в определенной степени можно отнести к актуализации, хотя историко-культурный потенциал в данном случае принимается во внимание в негативном для объектов контексте. Особым примером трансформации храмовых сооружений следует признать изменения, призванные усовершенствовать условия проведения богослужения. Соответственно, возможно выделить три сценария актуализации как реализации потенциала объекта религиозной архитектуры с учетом внешних условий:

♦ Консервация объекта, что предусматривает его временное выведение из экономического и культурного оборота, в том числе в целях сохранения для последующих поколений;

♦ Реконструкция объекта для полноценной реализации функций храмового сооружения;

♦ Использование объекта для реализации непрофильных функций (в том числе и музеефикация объекта).

Однако понятие актуализации культурного наследия в исследуемом контексте не исчерпывается возможностями размещения в деревянных храмах учреждений, проведения богослужений и т.д. Одной из форм актуализации объектов культурного наследия, сопутствующих указанным сценариям, является введение объекта в культурный оборот путем расширения его присутствия в информационном пространстве.

В указанном контексте актуализация культурного наследия имеет ряд специфичных особенностей, оказывающих особое влияние на использование храмовых зданий.

Во-первых, культовые сооружения, по определению объединяющие некий приход, общину, местное сообщество, привлекают внимание широкой аудитории. Любые изменения функционального использования неминуемо обретают интерес значительного количества людей и напрямую затрагивают их религиозные чувства.

Во-вторых, культовые сооружения, как возведенные в минувшие эпохи, так и современные, как правило, заметны в архитектурной застройке населенных мест. В значительном количестве случаев храмы являются доминантами городской и сельской застройки. Для территорий, занимаемых храмами и служебными сооружениями в современном городе, целесообразно многофункциональное использование.

В-третьих, сохранение и поддержание удовлетворительного технического состояния некоторых храмовых зданий, как правило, требует масштабных и регулярных инвестиций. Данная особенность также накладывает определенные ограничения на варианты функционального использования объектов.

В-четвертых, любые мероприятия по актуализации храмового наследия имеют колоссальный идеологический потенциал. На протяжении нескольких последних десятилетий воссоздание либо реставрация храмов стали инструментом политики, методом формирования лояльной аудитории из числа представителей различных конфессий, а также неоднократно апробированным вариантом создания регионального или локального духовного центра и зримого духовного символа, отражающего историческую либо создаваемую заново идентичность, раскрывающую образное наполнение «малой родины».

В-пятых, формирование функционального наполнения храмового сооружения зачастую встречается с ограниченным перечнем вариантов использования, сокращаемым как за счет первоначальной функции сооружения (что зависит от текущего состояния государственно-конфессиональной политики), так и своеобразия геометрии сооружения и внутреннего пространства.

На протяжении столетий, вместе с изменением государственно-конфессиональной политики, трансформировались методы актуализации храмового культурного наследия. При этом нельзя не уделить внимания важному вопросу необходимости актуализации объектов культурного наследия религиозного назначения. Несмотря на определенную неизменность характера указанных сооружений, достаточное количество примеров из отечественной истории дает понимание значительной вариативности использования храмовых зданий.

Известным объектом является деревянная мечеть в Татарской слободе Костромы. Одноэтажная мечеть, увенчанная высоким минаретом, была срублена в 1780 году [220, с. 17]. В феврале 1930 года мечеть была закрыта. При этом некоторое время храм использовался для размещения избы-читальни и дома культуры. Объект был разобран в 1953 году [220, с. 61]. В свою очередь, 7 декабря 1995 года администрация города Костромы предоставила мусульманской религиозной организации клуб завода «Ремённая тесьма», что на этой исторической дистанции выглядит как достойная компенсация утраченного объекта.

Основой и залогом существования и сохранения объекта храмового наследия в большинстве случаев выступает религиозная организация, необходимой формой существования и вариантом визуального присутствия в пространстве которой является храм. При сокращении объединения либо его полном исчезновении необходимость существования храма может исчезнуть, и, напротив - при увеличении числа прихожан или участников религиозного объединения количество храмов, их площадь и прочие характеристики могут изменяться в соответствии с фактическими запросами.

В настоящее время появилась возможность здраво оценить и объективно проанализировать последствия глобальной смены парадигмы в отношениях государства и Русской Православной Церкви, отразившейся в определенной степени также и на иных конфессиях. Процесс, стартовавший на территории России в 1940-е годы и получивший наибольшее развитие в 1990-х и 2000-х годах, до сих пор находится в стадии активного развития. Скачкообразное увеличение количества храмов, переданных в пользование религиозным организациям или построенных заново, наглядно демонстрирует масштаб востребованности властями и населением этих символов религиозной культуры. Справедливо будет отметить, что подобного роста числа храмов российская история не видела до сих пор. Естественно, этот процесс в значительной степени отразился и на культурном наследии. По указанным причинам в рамках настоящего исследования, в том числе, рассматриваются и сооружения, изначально не имевшие религиозного характера, но впоследствии перестроенные в храмы, а также некоторые примеры нового строительства.

Отличительной особенностью объекта культурного наследия является наличие у него одновременно материальной и духовной ценности. При этом собственно ценность объекта культурного наследия тем выше, чем более его духовная ценность в глазах современников превалирует над материальной ценностью. Соответственно, для объекта культурного наследия понятие актуализации означает введение объекта в культурный и экономический оборот. Поэтому полноценная актуализация, как правило, реализуется в форме музеефикации либо возвращении, насколько это возможно, первоначального функционального наполнения. В процессе актуализации объекта наследия возможно обобщенно выделить следующие стадии (виды мероприятий):

- Осознание ценности объекта культурного наследия создает предпосылки для грамотной консервации объекта, его фиксации в материалах, документах и различных источниках.

- Использование особого вида деятельности по сохранению объекта культурного наследия - реставрации, заключающейся в определении ценных отличительных качеств и характеристик объекта (в современной практике

- предмет охраны), выраженных в региональных, локальных и индивидуальных особенностях и обеспечении их последовательного сохранения.

- Создание новых деревянных храмов, построенных по мотивами сохранившихся подлинных древних сооружений, сохраняющих традиции деревянного храмостроительства путем их трансформации и создающих условия для трансляции храмового деревянного зодчества.

- Воссоздание приходов, действующих на площадках объектов культурного наследия.

- Музеефикация объектов культурного наследия.

- Трансляция духовного воплощения объектов культурного наследия: проведение тематических выставок, реализация социокультурных проектов, проведение научных мероприятий и исследований, издание книг, публикация материалов в различных информационных ресурсах, в том числе в интернете и т.д. Указанные стадии актуализации последовательно будут рассмотрены и проанализированы в последующих параграфах исследования.

1.3. ИНТЕРПРЕТАЦИЯ В ОХРАНЕ ДЕРЕВЯННОГО ХРАМОВОГО ЗОДЧЕСТВА, ОСУЩЕСТВЛЯЕМОЙ ОРГАНАМИ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ВЛАСТИ

Формирование государственной политики в отношении строительства деревянных храмов

В ОСНОВАНИИ современных проблем сохранения памятников храмовой деревянной архитектуры, в определенной

степени, лежит многолетняя политика регулирования архитектурного облика этих сооружений. В отличие от крупнейших каменных храмов, зачастую имевших собственную архитектурную программу, обозначаемую заказчиком напрямую или косвенно [334], объекты деревянного зодчества в значительной степени не были связаны с формированием идеологии. «Поэтому и строили в старину “как мера и красота скажут”, “со всем завидом” и “добрым мастерством”. Так прямо и писали в наказах на строительство церквей» [233, с. 94]. Независимость образного наполнения деревянных сооружений со временем создала предпосылки прямой государственной и религиозной регламентации [134].

Современные исследователи нередко упоминают запрет 1648 года патриарха Никона на постройку шатровых храмов в качестве одного из первых актов, устанавливающих ограничения свободного творчества русских плотников. Запрет, касающийся как каменного, так и деревянного зодчества, породил десятки новых форм завершений храмов, что сыграло в итоге значительную роль в обогащении объемно-пространственной композиции и декора деревянных храмов XVII-XVIII веков [208, с. 132]. В дальнейшем были изданы правительственные указы, также касающиеся усиления контроля за возведением культовых зданий. В контексте настоящего исследования возможно трактовать данный запрет в качестве отправной точки в анализе и контроле архитектурных форм, последовательно трансформировавшихся в описание и учет деревянных храмов.

Синодальный период, но понятным причинам, стал временем ужесточения контроля облика деревянных храмов. Указ Петра I от 1707 года «Об упразднении деревянных часовен и запрещении строить вновь» продолжил внешнее регулирование народного зодчества. Указы от 1734 года, от 28 июля 1853 года, ужесточили этот контроль [232, с. 80-81 ]. Такие меры послужили не только

усилению контроля, но и постепенной утрате регионального своеобразия в деревянной культовой архитектуре, замене народного зодчества авторским проектом, корректировавшимся во время строительства, как правило, в незначительных пределах.

Работа в этом направлении была продолжена и самим Священным Синодом. В частности, такое сооружение, как часовня, уже со второй половины XVII века в сознании властей в первую очередь ассоциировалось с автономией от приходских храмов и старообрядческим движением. Невозможность со стороны епархиальных архиереев контролировать обряды, совершаемые в часовнях, предопределила стремление к отказу от этого типа сооружений. К 1722 году относится неисполненный в полной мере указ Св. Синода «О разобрании всех существующих часовен и нестроении впредь новых» [227, с. 606].

Особо эффективным инструментом властей в искоренении традиций деревянного культового зодчества и его стилизации под каменную архитектуру стали «Правила на будущее время для строения церквей», утвержденные Николаем I в 1826 году и в 1838 году получившие ряд дополнений. Указ 1826 года, по мнению ряда исследователей [232; 133], подводит своеобразную черту в разграничении объектов народной и стилевой архитектуры. Стоит отметить, что в условиях как Костромской губернии в частности, так и Российской Империи в целом, эта граница в значительной части оказалась проницаемой. Сооружения, обладающие традиционными для деревянного зодчества XVI-XVIII вв. комиозиционными особенностями, возводятся и в последующее время. Однако, со временем, региональное своеобразие, яркие самобытные типы сооружений становятся все более редкими для костромской культовой архитектуры.

Исследователь Е. В. Ходаковский отмечает «Указ “О Правилах на будущее время для строений церквей”, вменявший в обязанность постройку новых и починку старых культовых зданий производить только по проектам, составленным “согласно с правилами архитектуры”, причем эти проекты должны были утверждаться в губернских органах духовной и гражданской администрации, то есть в консисториях и строительных отделениях Министерства внутренних дел. Казенщина, регламент, бюрократические инстанции стали теми препятствиями, преодолеть которые свободное народное архитектурное творчество было уже не в силах» [324, с. 43].

Чертежи рекомендуемых к возведению храмов представляют особый художественный идеал, выступающий в соответствии с проправительственной доктриной «Православие-Самодержавие-Народность», но, вместе с тем, идущий вразрез с эстетикой народного зодчества. На фоне возведения новых храмов, строящихся уже в новых, приветствуемых правящими кругами формах, еще более масштабным процессом становится текущий и капитальный ремонт и реконструкция древних культовых сооружений. На протяжении XIX века значительно возрастает число «благолепно поновленных» храмов. Как правило, эта особая реконструкция заключалась не только в конструктивном укреплении здания, подведении

фундамента, замене обветшавших бревен, крыши, но и обшивке здания снаружи и оштукатуривании изнутри. Храмы Костромского региона XVI-XIX веков в этот период получили иной вид, и на их фоне выделялись ставшие исключениями единичные объекты, в определенной степени сохранившие аутентичный облик. Вопросам теоретического осмысления, анализу и систематизации наслоений эпохи «благолепных поновлений» во многом посвящена монография

А. В. Ополовникова [228].

Справедливо следующее утверждение И. Э. Грабаря: «Последние церкви, выдержанные еще в древних формах, были срублены в конце XVIII века. С этого времени зодчий-плот-ник уступает свое место городскому архитектору и народ уже не сам и не по своему вкусу создает себе храмы, а получает их из города» [149, с. 338]. Однако привязка облика культового здания к авторскому проекту не пресекла традиции народного зодчества окончательно. Соответствие времени и месту, что составляет отличительную особенность народной архитектуры, для поздних деревянных храмов проявилось в выборе места храма и самой постановке культового здания. Часто церкви XVIII-XIX веков наследовали историческое расположение сакрального объекта. Но при этом в иных случаях именно в расположении храма в среде населенного места и в природном окружении максимально проявлялись талант и умения народного зодчего.

В итоге, утратив прямую связь с народной культурой, деревянное зодчество становится экзотикой даже для собственной страны. Некоторые попытки создать из деревянных храмов экспортный товар на определенное время подстегнули интерес к этой группе объектов культурного наследия. Известным, и в некоторой степени не имеющим аналогов культурным событием стала транспортировка Б.В. Гнедовским в 1970-х гг. Михайло-Архангельской церкви из Кировской области в Париж для участия в выставке. Временный перенос памятника начала XVII века стал своеобразным лозунгом культурной открытости.

Тем не менее, традиция деревянного храмостроительства (в стране с крупнейшими запасами древесины) была фактически прервана. Масштаб редких деревянных сооружений, возводимых в настоящее время, невозможно сравнить с прежним. Сохранившиеся в подлиннике памятники деревянной храмовой архитектуры становятся в данном случае единственными свидетельствами достижений деревянного зодчества России.

Формирование государственной политики в отношении учета и сохранения деревянных храмов

В РОССИИ памятники храмовой архитектуры традиционно становятся первыми исследуемыми памятниками деревянного зодчества. Этому есть несколько объективных причин. Во-первых, культовые памятники, особенно летние, неотапливаемые храмы, традиционно являлись доминантами застройки населенных мест. Качество строительства в большинстве случаев было высоким. Также позитивно влияли на сохранность древних сооружений работы по ремонту, реставрации, чаще заменяемые вольной реконструкцией - «поновлением» [232, с. 82], что позволяло продлить жизнь памятников. В-третьих, возросший во второй половине XIX века интерес к памятникам православной архитектуры был предопределен интересом к самому православию, одному из составляющих проправительственной доктрины эпохи Николая I «Самодержавие-Православие-Народность» [240, с. 477-481]. В-четвертых, поиски «русского национального стиля», начавшиеся в 1830-е годы, не могли не коснуться наследия русского православного деревянного зодчества.

Формирование и развитие методики исследования и описания памятников деревянной храмовой архитектуры напрямую связаны с осознанием ценности памятников этой группы. Исследования проводились при поддержке органов государственной власти и государственных учреждений, в том числе Императорской Археологической Комиссии, Академии художеств и других.

Систематические исследования деревянных памятников России начинаются с середины 1870-х годов. Одним из основоположников этих изысканий по праву считается академик Л. В. Даль [152]. Его преемником, продолжившим дело исследования памятников русской деревянной архитектуры, стал В. В. Суслов. В популяризации деревянного зодчества большое значение имеет творчество и научная деятельность выдающихся русских художников: И. Я. Билибина, В. В. Верещагина, И. Э. Грабаря, также К. А. Коровина и В. А. Серова. Во время путешествия 1902 года по Северной Двине у И. Э. Грабаря возникает идея создания масштабного труда по истории русского искусства. Первый том этого издания, опубликованный в 1909 году, содержит раздел «Деревянное зодчество Русского Севера». Помимо того, что этот труд является одним из первых в систематизации и исследовании развития деревянного зодчества России, он содержит разработанную типологию культовых сооружений по виду композиции завершения, используемую до сих пор. В этом издании упоминаются и костромские храмы [149, с. 341, 352, 356,363,431-433]. Ценно также и то, что здесь также представлены фотографии некоторых впоследствии перестроенных или вовсе утраченных объектов.

На рубеже XIX-XX веков большую по объему работу по сохранению культурного наследия русского деревянного зодчества провела Императорская Археологическая Комиссия. Члены Комиссии зафиксировали ряд памятников деревянного зодчества, утраченных в последующее время. Комиссия, существовавшая с 1859 по 1919 года, была крупнейшим государственным учреждением по изучению и сохранению культурного наследия. В 1909 году выходит очередной, 31-й том «Известий Императорской Археологической комиссии». Один из разделов тома посвящен храмам Костромской губернии [168]. Реставрация ряда памятников деревянного зодчества Костромской губернии проходила под контролем Московского археологического общества. По протоколам заседания общества известны отдельные аспекты научных и реставрационных работ: Богородицкой церкви в селе Березники Нерехтского уезда [154, с. 22; 155, с. 41-42], Петропавловской церкви города Плеса [154, с. 107-112], Васильевской церкви села Шохна Нерехтского уезда [154, с. 115]. В итоге к 1910-м годам были введены в научный оборот десятки костромских памятников деревянного зодчества, преимущественно храмовых сооружений.

Храм является древнейшим типом общественного сооружения, сохранившим свое функциональное наполнение вплоть до настоящего времени. Уже в XVIII-XIX веках культовые сооружения стали предметом исследования костромских краеведов, уделявших внимание преимущественно храму как месту богослужения и, соответственно, связанным с этим фактам и событиям. Восприятие храма как архитектурного сооружения имеет дня данных источников второстепенное значение.

Таким образом, особую роль в изучении деревянного зодчества Костромского края в разные периоды существования региона играли местные исследователи. К 1890 году относится первый выпуск краеведческого альманаха «Костромская старина», имеющего упоминания о наиболее известных на тот момент памятниках деревянного зодчества Костромского региона. В «Указателе памятников старины, наименованных в этой статье, с означением мест, где они находятся», под номером один выделен небольшой абзац - под заголовком «Старинные деревянные церкви»: «... в селе Холм Галичского уезда церковь Собора Пресвятой Богородицы XVI века. В заштатном городе Плес Нерехтского уезда Петропавловская XVII в. В селе Шехне Нерехтского уезда во имя Святителей Василия Великого и Николая чудотворца. В селе “Козлова слобода” Буйского уезда. Близ села “Иды” Чухломского уезда» [323].

В пределах Костромской губернии главенствующую роль сыграло Костромское научное общество по изучению местного края (КНО). Члены общества, работая как в Костроме, так и в уездных отделениях -Галиче, Чухломе и других уездных городах, накапливали и систематизировали огромное количество материала но истории, этнографии, краеведению. Видный деятель общества,

В. И. Смирнов, позже возглавивший основанный на базе KНO краеведческий музей, также посвятил несколько своих работ теме народного деревянного зодчества региона. В 1926 году экспедиция музея под его руководством обследовала свайные постройки Костромского района и церковь Спаса Преображения из села Спас-Вежи [299]. С. В. Зетилов, член Ветлуж-ского научного общества по изучению местного края, летом 1925 года обследовал часть «Приветлужья», особое внимание уделив памятникам культового деревянного зодчества, культовой скульптуре и интерьерам церквей. Из текста неопубликованного до настоящего момента доклада, прочитанного 3 апреля 1926 года в Российской Академии истории материальной культуры (г. Ленинград), и хранящегося ныне в Государственном архиве Костромской области [16], возможно не только почерпнуть ряд фактов, не опубликованных в остальных источниках, но и в целом составить представление о состоянии науки истории деревянного зодчества, направлениях ее развития и приоритетах исследований. Исследователь отмечает: «Я, как ветлужский краевед, взял на себя труд обследовать район реки Ветлуги и реки Унжи и поставить в известность сохранившиеся здесь памятники деревянного зодчества. Свою работу я задумал несколько лет тому назад, но начать мне ее удалось только прошлым летом, когда я в течении полутора месяцев обследовал 13 деревянных церквей и несколько часовен в районе реки Ветлуги» [16, л. 3]. С. Зетилов составил краткие описания церковных зданий и их интерьеров, выполнил фотофиксацию следующих памятников: шатрового храма во имя св. Николая 1666 г. в г. Варнавине, церкви во имя Архангела Михаила в селе Георгиевском на реке Волу 1784 г., храма во имя св. Илии Пророка в с. Вознесенском 1759 г., Николаевского 1732 г. и Харлампиевского 1731 г. храмов в селе Белышеве, Троицкого храма в селе Турань 1766 г., храма во имя Илии Пророка в селе Макарьевском (Макарий-Притыки) 1767 г., храма во имя Архангела Михаила в селе Архангельском на Волу 1755 г., храма во имя Богоявления в селе Дмитриевском 1735 г. Текст доклада С. В. Зетилова содержит немало замечаний, фактов, и, несмотря на заметную обрывочность представленных сведений, до сих пор, по сути, является одной из наиболее полных публикаций по теме культового деревянного зодчества Костромского Поветлужья.

Коллективный труд С. Я. Забелло, В. Н. Иванова, П. Н. Максимова «Русское деревянное зодчество» стал новым масштабным изданием, посвященным этой теме [161, с. 74]. Труд объединил практически все имеющиеся к 1942 году материалы по памятникам жилой и культовой архитектуры. В монографию вошли три культовых костромских памятника: клетская Спасо-Преображенская церковь в селе Спас-Вежи и ярусные Николаевская в селе Березовец на Ноле и Богородицкая церковь в селе Холм.

Новым шагом в изучении особенностей костромской народной архитектуры стали экспедиции Института истории и теории архитектуры Академии архитектуры СССР 1946 года (состав: С. JI. Агафонов, руководитель, куратор темы С. Я. Забелло, архитекторы Л. В. Варзар, Е. П. Агафонова, Е. А. Белоусова) и комплексная экспедиция 1950 года, организованная Институтом истории искусств и Институтом этнографии Академии наук СССР, Государственным историческим музеем и музеем русской архитектуры имени А. В. Щусева. Опубликованные в ряде изданий [162; 207], результаты экспедиций серьезно дополнили и уточнили представления о костромских объектах культурного наследия.

М. И. Мильчик так пишет об утрате памятников культуры: «...их утрата невосполнима, ибо они всегда индивидуальны, всегда связаны с определенной эпохой в прошлом, с определенными мастерами, их почерком, подчас неуловимым. Каждый памятник разрушается навсегда» [215, с. 23]. Тем ценнее данные о памятниках, сохраняющие наследие в трансформированном виде для потомков.

Государственная политика в сфере охраны культурного наследия на современном этапе

Т. И. Вахрамеева, упоминая предложение разработать «... научно обоснованную, практически реализуемую программу сохранения именно деревянного зодчества, как особой, чрезвычайно хрупкой части наследия» [138, с. 29], отмечает также и трудности создания такой программы, преодолеваемые с 1900-х годов. В настоящее время разработан и утвержден отраслевой программный акт, обозначающий приоритеты в сохранении памятников деревянного зодчества России [117]. Концепция по сохранению памятников деревянного зодчества и включению их в культурный оборот до 2025 года после значительных дискуссий утверждена Решением Коллегии Министерства культуры Российской Федерации от 03.06.2019 года № 9. Наличие подобной концепции свидетельствует об осознании профессиональным сообществом комплекса назревших проблем. Важно отметить, что «популяризация деревянного зодчества как особой части культурного наследия и включение его в туристический оборот» заявлена одним из стратегических приоритетов [117]. В целом в данном направлении Концепция предусматривает расширение туристического использования памятников деревянной архитектуры, информационную открытость, расширение научной и издательской деятельности, расширение межведомственного взаимодействия [117]. При этом, в отличие от мероприятий по сохранению объектов наследия, комплекс мероприятий по популяризации предусмотрено реализовать без привлечения финансирования. В целом положения Концепции напрямую связаны с иными документами стратегического планирования в отрасли культуры.

В настоящее время ряд нормативных актов и документов стратегического планирования в сфере культуры включают вопросы сохранения объектов культурного наследия. «Выявление, изучение, охрана, реставрация и использование памятников истории и культуры» [113] обозначены в отраслевом законодательстве одной из областей культуры. При этом популяризация, освоение или актуализация наследия в данной формулировке отсутствуют. Одновременно повышение роли объектов культурного наследия утверждается одной из задач государственной культурной политики [113].

Основы государственной культурной политики определяют понятие сохранения культурного наследия как обеспечение физической сохранности объектов материального культурного наследия, собирание, документирование и изучение объектов нематериального культурного наследия, вовлечение в культурный и научный оборот объектов культурного наследия [113]. Приоритеты данного определения, замыкающиеся на физическом сохранении, сформировали ряд противоречий, затрагиваемых в работе.

В качестве одного из явных противоречий стоит отметить конфликт категорий количества и качества в культуре, которому в настоящее время уделяется значительное внимание [216, с. 102-103]. Современные программные документы по-своему решили этот вопрос в пользу первой категории, хотя без оценки качества культуры невозможно запрограммировать ее развитие в будущем. Показателем эффективности становятся подсчитываемые рубли и квадратные метры, а не результат от включения в экономический и культурный оборот спасенных объектов и сохраненной исторической среды. Стоит отмстить, что, создание методики определения этого результата вполне может стать перспективной научной задачей. Как отмечают исследователи,«... наибольшую интригу в аналитике кода западной цивилизации представляет собой принцип отделения ценностей от интересов. Здесь наблюдается ситуация, при которой из политической сферы удален блок высших смысловых вопросов бытия» [219, с. 103]. Указанный принцип действует в настоящее время и в сфере охраны отечественного культурного наследия.

Таким образом, сообразно современным приоритетам, сохраняются лишь «тексты» культурного наследия, возможные к представлению в одной из известных семиотических систем, причем, как показывает практика, простейших и доступных для массового понимания, в том числе возможных к отражению в нормативных правовых актах. При условии сохранения формы не уделяется достаточное значение сохранению содержания культурного наследия, важнейшего смысла, отраженного одновременно в нескольких семиотических системах.

В настоящее время существующие методики сохранения культурного наследия замыкаются на сохранении отдельных объектов или отдельных фрагментов среды, содержащих несколько объектов культурного наследия. При этом забота о сохранении объектов культурного наследия заключается исключительно в форме поддержания физического облика объектов.

Особое внимание следует уделить двум важнейшим трендам в сохранении, к примеру, памятников архитектурного наследия. С одной стороны, внимание уделяется сохранению облика сооружений, что позволяет внедрять новые технологии, детали конструктивного решения, использовать современные материалы. С другой стороны, внимание уделяется сохранению подлинности материала. При этом облик сооружения за счет внедрения контрфорсов, дополнительных конструктивных элементов может измениться до неузнаваемости. Оптимальное сочетание этих трендов возможно лишь в работе с конкретным объектом наследия.

Сохранение объектов культурного наследия, с учетом создания условий для их полноценного использования, в настоящее время граничит с приспособлением сооружения, либо воссозданием как отдельных частей, так и сооружений в целом. При этом любое изменение объекта культурного наследия в угоду сиюминутным потребностям является, с одной стороны, безусловным преступлением, с другой - необходимым условием для сохранения объекта, введения его в культурный и хозяйственный оборот. Также подобные изменения в рамках настоящего исследования вполне возможно трактовать в качестве особой трансформационной интерпретации, в ходе которой создается и изменяется не только представление об объекте интерпретации, но и сам объект.

Академик И. Г. Лежава, анализируя будущее городов, особое внимание уделяет сохранению исторической среды, которое неотделимо от интерпретации: «... но для простых людей интересны не столько отдельные памятники, сколько запоминающаяся городская среда» [ 196]. Исследователь также приводит многочисленные примеры разного уровня профессионализма реставрационных процессов. Исторические центры городов Варшавы и Гданьска, практически уничтоженные в годы Второй Мировой войны, были воссозданы позднее на основании достоверных источников. Так же был отреставрирован и дворцовый ансамбль в Петергофе. Тем не менее, доля воссозданных конструкций, деталей и убранства превышала в этих случаях традиционную норму. Однако же необходимость проведения реставрации именно по методике воссоздания была оправдана в политическом контексте. Страна-победитель должна была представить свои победы и на мирном поприще, залечив раны, в том числе, на поле культурного наследия. Ведь, как известно, «искусство каждой страны есть показатель ее социальной и политической силы» [279, с. 69]. Остается дискуссионным вопрос - возможно ли использовать эти методы в мирное время?

Сейчас внимание профессионального сообщества во многом приковано к расчету процента воссоздаваемых конструкций. По разным предложениям, эту долю предлагается ограничить 30 или 50 процентами. Однако точные расчеты в сфере культурного наследия, воспринимаемого априори субъективно, далеко не всегда, при наличии всех возможных современных технологий, позволяют достичь нужного эффекта. К тому же само отношение к подлиннику в настоящее время отличается известной противоречивостью: «Во второй половине XX века началось размывание ценностных критериев в культуре, связанное сначала с практикой репродуцирования произведений искусства (от чего теряется представление о ценности подлинника), позднее -с распространением идеи плюрализма» [341, с. 51-52].

Как отмечают исследователи, современные подходы сохранения объектов культурного наследия концентрируют внимание на физическом сохранении объектов, обозначая два взгляда на методологическую проблему: «... первый - создание условий для сохранения (недопущения исчезновения) и обеспечения жизнеспособности объектов культуры, второй - обеспечение индивидуальных прав граждан на доступ к культурному наследию и возможность вносить вклад в его обогащение» [222, с. 540]. Однако при этом на первый план выходит позиция, сторонниками которой объект культурного наследия воспринимается как «источник, вдохновляющий на создание нового культурного, творческого продукта».

A.С. Щенков вносит свою лепту в формулирование проблем сохранения историко-культурного наследия: «... существенная теоретическая проблема, связанная с архитектурным наследием, порождена различиями, а часто и противоречивостью взглядов отдельных слоев общества на ценность наследия, на саму потребность его сохранения в том или ином объеме [341, с. 51]. Вопрос воссоздания памятников архитектуры остается открытым. Тем не менее, общее мнение по этому вопросу существует: «... сотни замков, крепостей, соборов - фактически “новодел”. Думаю, ничего плохого не будет в том, что появятся новые “муляжи”, которые всего лишь напомнят прошлое» [196, с. 26].

Система органов государственной власти в сфере сохранения культурного наследия

СИСТЕМА органов государственной охраны формировалась на территории России на протяжении нескольких столетий. В течение XVIII-XIX веков полномочия по учету и охране памятников архитектуры в числе других «древностей» были возложены отдельными указами на действующих губернаторов и подразделения Министерства внутренних дел и Министерства просвещения.

Важным шагом по направлению к научной организации охраны памятников в России явилось создание в 1859 г. Императорской Археологической Комиссии - научной организации, которая, в то же время, являлась структурным подразделением государственного учреждения - Министерства императорского двора. Указ Александра III от 11 марта 1889 г. закрепил за Комиссией исключительное право выдавать разрешение на ведение археологических раскопок. Этим же указом запрещалось реставрировать памятники древности без согласования с Археологической Комиссией и Академией Художеств. Одновременно с этим охрана церковных памятников закреплялась за Синодальным ведомством.

События 1917 года заметно изменили систему государственного устройства, в том числе и в сфере охраны объектов культурного наследия. В 1918 году был создан Отдел по делам музеев и охране памятников искусства и старины Наркомата народного просвещения РСФСР. В декабре 1918 года предписано в составе губернских и областных отделов народного образования организовать подотделы по делам музеев, охране памятников искусства и старины, получившие краткое наименование губ-музеев. В Костромской губернии собственный губмузей был создан лишь в 1925 году и вместе с ликвидацией Костромской губернии в 1929 году был закрыт. В целом в СССР с 1925 года основная работа по реализации государственной политики в сфере охраны объектов культурного наследия фактически была возложена на Центральные государственные реставрационные мастерские.

С воссозданием в 1944 году Костромской области начинает работу и орган охраны. Первым региональным специалистом по охране и учету объектов культурного наследия в должности инспектора по охране памятников при областном отделе архитектуры становится в 1948 году Иван Петрович Пауль [304]. Несколько позже полномочия по реализации государственной охраны объектов культурного наследия были переданы областному управлению культуры.

В 2007 году вместе с развитием системы государственного управления орган охраны памятников получил самостоятельный статус. Департамент культурного наследия Костромской области был ликвидирован в 2010 году путем объединения с региональным департаментом государственного имущества. Далее некоторое время орган охраны был объединен с региональным департаментом культуры. Лишь с принятием пункта 11 статьи

1 Федерального закона от 22.10.2014 года № 315-Ф3 «О внесении изменений в Федеральный закон “Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры) народов Российской Федерации” и отдельные законодательные акты Российской Федерации» была создана региональная инспекция по охране объектов культурного наследия. В настоящее время в составе инспекции, в соответствии с возложенными полномочиями, действуют отдел государственного надзора и правовой работы, отдел государственной охраны и сохранения объектов культурного наследия, отдел учета и использования объектов культурного наследия, сектор финансовой и организационной работы.

При этом, несмотря на то, что Федеральный закон от 22.10.2014 года № 315-Ф3 «О внесении изменений в Федеральный закон “Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры) народов Российской Федерации” и отдельные законодательные акты Российской Федерации» предусматривает возможность включения в структуру органов местного самоуправления подразделений, уполномоченных в области сохранения, использования, популяризации и государственной охраны объектов культурного наследия, в практике работы органов местного самоуправления Костромской области эта возможность не используется, что в заметной мере усложняет работу по учету и охране объектов культурного наследия.

На протяжении нескольких десятилетий формирование учетной документации на объекты культурного наследия и оформление актов, утверждающих особый охранный статус объектов, являлись отдельными юридическими процессами. Первые учетные карточки деревянные церкви на территории Костромской области получают уже с 1940-х годов. Одна из первых карточек 30 июля 1946 года была составлена С. Агафоновым для церкви Собора Богородицы в рамках экспедиционного обследования. При этом указанный храм, как и значительная часть «хрестоматийных» памятников, получил особый статус лишь с принятием Постановления Совета Министров РСФСР от 30.08.1960 г. № 1327 «О дальнейшем улучшении дела охраны памятников культуры в РСФСР».

Сложность процессов, связанных с регистрацией охраняемого статуса объектов, которая вызвана, в том числе динамичностью изменений отраслевого законодательства, привела к ряду разночтений, не устраненных и до настоящего времени. К примеру, деревянная церковь в селе Андреевское Сусанинского района зафиксирована в перечне объектов культурного наследия, состоящих под государственной охраной, два раза под разными наименованиями. Объект, существующий, как и любой другой объект культурного наследия, в единственном экземпляре, был учтен Постановлением Совета Министров РСФСР от 30.08.1960 г. № 1327 «О дальнейшем улучшении дела охраны памятников культуры в РСФСР» иод наименованиями «Церковь Рождества (деревянная), 1641 г.» и «Церковь Николая (деревянная), XVIII в.».

Процедуры изменения данных учетной документации в настоящее время значительно усложнены. Во многих случаях требуется проведение длительной и дорогостоящей государственной историко-культурной экспертизы. По этой причине изменение данной ситуации и приведение документации в соответствие с реальной ситуацией в краткосрочной перспективе не следует считать наиболее реалистичным сценарием.

При этом значительное количество объектов, соответствующих требованиям, имеющих предмет охраны, относящихся к иной эпохе, исследуемых и публикуемых в научной литературе, не были поставлены на учет в принципе. Строгость действующего законодательства в сфере охраны объектов культурного наследия, таким образом, компенсируется выборочным характером государственной охраны объектов. На практике отсутствие охранного статуса, при условии наличия заинтересованного и внимательного пользователя, зачастую позволяет обеспечить сохранность объекта без ряда затрат, неизбежно сопровождающих мероприятия по сохранению объекта культурного наследия.

Таким образом, к настоящему моменту сформировалась система государственной охраны объектов культурного наследия, в том числе и памятников деревянного храмового зодчества.