Откуда дровишки.


Лес перед сплавом по р. Святице. Нач. ХХ в.

Когда весна утверждалась в городе полновластной хозяйкой, начиналось его очищение от грязноцветных слежавшихся снегов и ледяных толщ. С наступлением широкой весны река Кострома встряхивалась от подлёдной спячки, выбиралась к свету и силой ледяной стихии скидывала в Волгу ледяное покрывало. Скоро наступала пора полой воды. Река Кострома выходила из берегов, увеличивала размеры ширины втрое, и всё её многовёрстное водное пространство было заполнено сплошной древесной массой. Начинался сплав леса. Часть его оставалась в городе. Другая шла дальше, вниз по Волге, в места лесных ярмарок. Со сплавом деловой древесины в город приходил и дровяной лес.

Дрова – самая затратная статья обывательских расходов содержания жилища. Всякий горожанин старался купить дрова добротных сортов и, разумеется, за невысокую цену. Дровяной рынок города такую возможность предоставлял. Запасы топлива в дровениках-хранилищах и дворовых поленницах к весне истощались напрочь. Дров, заготовленных впрок, обыватель обыкновенно не держал, а «лишка» заводил только на случай усиленной топки домашних очагов в особо морозные дни.

Препятствовало хранению большого количества дров при домах обязательное противопожарное постановление, в котором строго предписывалось: «иметь склад дров не более годовой препорции по числу имеющихся в доме печей, полагая на каждую голландскую 7 и русскую печь 10 сажен однополенных дров». За хранение излишков дров полиция составляла протоколы, штрафовала собственников жилья.

Сплав леса – горячая пора деятельности для содержателей дровяных складов, дворов торговли. Рынок дров слагался из деятельности многих предпринимателей.

Главные складочные места дровяного леса  всегда существовали вместе со складами лесных материалов, т.е. деловой древесины. Под них город отдавал береговые участки рек Волги и Костромы. Места эти вследствие затопляемости в весенний разлив для других целей не годились, и власти города охотно сдавали их в аренду. На волжском берегу дрова складывали вдоль Верхне-Набережной улицы и на участке бичевника в местности от церкви Воскресения на Дебре до церкви Стефана Сурожского. За рекой Чёрной вдоль берега находились складочные места дров и леса жителей Татарской слободы, а «против города» складывали дрова жители Заволжья.

Плотовщики, сопровождавшие плоты от места их свивки, подводили их к городским берегам, к складочным местам. Лес сдавался от предпринимателей приёмщикам или покупщикам. Плоты укрепляли, ставили сторожей, поскольку охотников на даровой лес всегда бывало с избытком.

С давности у волгарей существовала привычка: весь оторванный от плотов лес они считали своим, данным Богом. Вместе с тем у обывателей был и другой взгляд на сплавляемый лес «как на свою добычу, которую надо отвоевать от сторожа». Таким ночным промыслом занималось взрослое население, но особенно дети. Если злоумышленник «попадался и за ним гнались и требовали у него бревно сторожа плотов или приказчики», то береговой люд в этом случае всегда принимал сторону похитителя. Такие случаи часто приводили «к бурным сценам». Жители города, чьи дома находились вблизи рек Волги и Костромы, дров и леса никогда не покупали, добыча оторванных от плотов брёвен или воровство их было самым настоящим промыслом.


Дрова на берегу Волги. Нач.ХХ в.

После развивки плотов лес выкатывали на берег. К этому времени собирались пильщики. Для многих слоёв населения Костромы пилка дров была давним делом. Им в XVIII веке занимались даже «низшие служащие собора [Успенского. – А. А.] по найму». На рубеже XIX–XX вв. дрова в Костроме, как правило, пилили крестьяне из Костромского, Галичского и других уездов губернии, а из «чужаков» обычно приходили мужики Владимирской губернии. Работники сбивались в артели, брали подряд, начиналась пилка и колка дров.

Дрова пилили строго мерной длины, под размеры топок городских печей: 12-ти вершковые (0,53 м), 16-ти вершковые или аршинные (0,71 м). Труд пильщиков был весьма тяжёл, требовал особой выносливости. Работали они почти без отдыха с вечера до утра. Три часа до полудня артель отдыхала, затем до начала вечерней пилки дрова кололи и складывали в поленницы.

Работа по постановке поленниц, особенно при выкладке верхних, завершающих рядов изматывала людей больше, чем сама пилка. Сырые поленья, насыщенные влагой, имели такой вес, что одно полено на двухметровую высоту приходилось поднимать в четыре руки. Артели пильщиков жили на берегу под открытым небом, а от дождя «прятались под костры брёвен».

Заработки их всякий год бывали разными, а в хороший сезон, когда делу было мало конкурентов, вырабатывали до одного рубля шестидесяти копеек в сутки (1911 год). Из этих денег 50–60 копеек уходило на харч и выпивку («без вина и не работали»).

Состоятельные лесопромышленники имели бензиновые дроворезки, но они были дороги и, кроме того, имели свойство ломаться. Хозяева предпочитали нанимать пильщиков: это было дешевле и надёжнее.


Пильщики. Перв. четв. ХХ в.

«Свежепил» укладывали в правильные поленницы для просушки и удобства подсчёта объёма дров. В Костромской губернии к дровам применялась аршинная складочная мера. Объём дров при этом выражался в кубических саженях. Длина и высота поленницы (укладки) были по три аршина – 2,13 м, что соответствовало размеру сажени. Ширину её определял размер полена. Поленница, имевшая сажень в длину, в ширину размер одного полена, являлась как бы эталонной и называлась «саженью дров», при этом слово «кубическая» не произносилось. Ещё в нашем крае в обывательском и торгово-промышленном обиходе широко ходило название «пятерик», он содержал в себе пять однополенных саженей, сложенных в одной поленнице.

Поскольку дрова пилились разной длины, то к выражению «сажень дров» для точности добавлялось, какой именно длины. Например, сажень 12-ти вершковых дров (длина полена 53 см). Если размер полена не звучал, то это означало, что дрова аршинной длины – 71 см.

Мало-помалу круглый лес на берегах обращался в огромные поленницы дров, сложенные в стройные сажени в виде пятериков. За сутки артель из семи человек «ставила до 4–5 пятериков». В артели из семи человек три пары работников занимались распиловкой и укладкой дров, седьмой – точил пилы, готовил пищу на костре и при необходимости подменял кого-либо из артельных.

Постепенно ряды пятериков заполняли берега, и вместе с деловой древесиной всё пространство обращалось в большой склад. Такие склады устраивались строго по правилам с тем, чтобы обезопасить городские строения от пожаров в случае возгорания дров. Дровяной товар владельцы обязательно страховали: пожары на берегах не были редкостью. Причин для этого было немало. Часто повинны в загорании дров были ночлежники: бездомный люд, облюбовавший междурядья дров для отдыха. Сторожа, конечно, все закутки не осматривали, а ночные постояльцы имели привычку вольно обращаться с огнём.

Усиленная пилка дров по берегам рек заканчивалась к июлю. Пильщики большим числом разъезжались по домам, некоторые оставались в городе в поисках частной пилки и колки. Когда дрова на береговых складах приобретали достаточную товарную сухость, начиналась их гужевая вывозка к заказчикам и месту продажи.

В старину местом дровяной торговли был «сенной торг», бывший в центре города. С утверждением регулярного плана застройки место торга отвели под площадь, впоследствии получившей название Сусанинской. Сенную и дровяную торговлю перевели на вновь устроенную Павловскую площадь, более известную под простонародным название Сенная. Она была главным дровяным рынком города. Дрова здесь предлагались возами разнообразных сортов, свойств и размеров.

Основу рынка составляли короткомерные дрова – 12–16 вершков, поленья размером более 71 см считались «большемером». Они широко употреблялись в крупных и небольших промышленных производствах и делах, например, содержателями торговых бань, пекарен, кирпичных заводов и т.д.

На костромском рынке были в ходу ель, берёза, осина, ольха. Во дворах частных домов, усадеб обязательной принадлежностью был дровеник. И всякий хозяин-обыватель старался заполнить топливное вместилище сухими дровами. Сухость – одно из главных качеств дров – определяли при покупке простейшим способом, взвешивая полено в руках. Недобросовестные торговцы примешивали в возы поленья сырых дров, цена которых была существенно ниже.

Дотошный обыватель при выборе дров считал нужным непременно справиться о происхождении дров. В зависимости от цены обыватель отдавал предпочтение дровам «рощенным» (рощевым). Они заготовлялись в частных лесных дачах из как бы специально выращенных долголетних добротных деревьев, которые, как говорилось, «впитали в себя труд и заботу хозяина». Симпатизировали покупатели «барочным» и «белянным» дровам, их называли так по способу доставки: в «барках» (баржах) и белянах. Последние – суда, специально сделанные для одного рейса во время большой воды на реке. После прибытия на конечный пункт следования вся конструкция беляны и её груз поступали в продажу. Белянные и барочные дрова заготовлялись на лесосеках и к моменту продажи на городском рынке поступали туда сухими.

Рынок дров был универсален и предлагал все сорта, от лучшего до худшего. К последнему относились дрова из так называемого «мёртвого» леса – валежника, бурелома. В дрова пилили и горелый лес. Пни, сучья, хворост в пучках, а также отходы древодельных промыслов – горбыль, рейка, щепа – охотно покупались малоимущими обывателями. Для желающих рынок делал предложения о покупке дров «на корню», готовыми дровами в лесу, «с воды», т.е. с плотов.

Сенная площадь в отношении дров была и центром «маклачества». Маклаки – перекупщики – скупали дрова возами, и крестьяне, везущие дрова на продажу, продавали их перекупщикам прямо на трактах или при подъезде к Сенной площади. Крестьяне получали за дрова несравнимо меньшую с рынком плату, но зато не тратили время на торговлю. Таким способом маклаки делали свой барыш.

Кроме обывателя главным потребителем дров в Костроме был сам город. Заботилось о снабжении топливом всех зданий, находящихся в его ведении, городское самоуправление. Дрова для города на Сенной не приобретались. Их брали в лесных дачах, принадлежащих городу. Дачи – разные по площади лесные участки, расположенные поблизости. Для заготовки дров и строевого леса в дачах выделялись лесосеки, которые для удобства работ разбивались на делянки.

Лес, принадлежавший городу, издавна служил дровяным источником крестьянам близлежащих селений. «Брать лес» в их понимании считалось делом естественным, порядок этот существовал исстари. Этот вид «промысла» они кражей не считали и с чувством полной невиновности заготавливали дрова для себя и на продажу. «Данные» лесом дрова без боязни отвозились в город, поскольку закон разрешал привозить на Сенную площадь дрова без документов, подтверждающих их происхождение. На весь другой лесной материал требовалась специальная «бумага».

Лес охраняли городские лесные сторожа, что жили в дачных сторожках. Но лесные угодья были столь пространны, что углядеть за порядком в них было невозможно. Этот народный промысел по добыче дров искоренить не удалось.

Каждый год, обыкновенно в ноябре, городская управа объявляла о публичных торгах по лесной части. Одни торги проводили по продаже леса из городских лесных дач, вторые – на поставку дров для отопления некоторых зданий города. Бывали отдельные годы, когда лес из городских дач не продавали, и городская управа целиком обеспечивала потребности Костромы в топливе. Но такие сезоны случались редко. Обычно сначала запродавали часть делянок леса, другие оставляли для заготовки дров хозяйственным способом.

Вторые торги на поставку дров для отопления городских зданий редко обходились без «сюрпризов». По объявлении торгов лесопромышленники подавали заявки на участие в них. Управа выставляла цену, а желающих брать подряд не находилось. Это означало, что торгам предшествовал сговор участников. Они «держали цену». Явление известное, привычное! В таком случае управа без суеты терпеливо назначала следующие торги, и если подряд не сдавался, то его делили на несколько мелких подрядов.

Небольшие подряды на поставку дров сдавались с торгов скорее, поскольку в них могли участвовать предприниматели, не имеющие больших капиталов. Тогда получалось: подряд на поставку дров для городских учебных заведений оказывался в одних руках, на отопление воинских казарм – в других, дрова для отопления больницы доставлял третий и т.д.

Отопление части зданий города лежало на плечах городской управы. Она ведала разработкой лесных делянок, заготовкой дров в них гужевой доставкой дров к городским складам. В среднем в городских дачах вырубалось в год 27,31 га делового и дровяного леса.

Случались в жизни города положения, когда дрова на обывательском рынке резко возвышались в цене, и малоимущие и бедные горожане лишались возможности их приобретения. Например, в 1905 г. «из-за страшного погрома на нефтяных промыслах Баку местные фабриканты скупили весь наличный в г. Костроме ближайших окрестностях запас дров». Цена даже самых плохих дров стала непосильной для части горожан. Городские власти, включив финансовый механизм, сделали всё возможное, чтобы обеспечить городских бедняков дровами по доступной (заготовительной) цене.

Последний дровяной кризис в городе и губернии был вызван мировой войной 1914 г. Этот кризис был самым болезненным для горожан. Они испытывали в дровах крайнюю нужду. Исправлять положение пришлось впоследствии уже новой власти. 

Kostroma